Об истине - [9]

И хотя это слово уже не в ходу, мы все еще понимаем, что в церемонии обручения (betrothal) мужчина и женщина «обещают друг другу пожениться» («pledge their troth»). Но что это значит, что они обещают друг другу пожениться? Это означает, что каждый из них обещает быть верным другому. Два человека берут на себя обязательство взаимно соответствовать тем ожиданиям и требованиям, которые предписаны моралью и местными обычаями. Каждый дает гарантию другому, что ему или ей можно полностью доверять в том, что он или она будут верными, по крайней мере в том, что касается соответствия этим особым требованиям и ожиданиям.

Разумеется, людям важно доверять друг другу не только в рамках обручения и брака. Вообще все социальные и общественные отношения во всем их многообразии могут быть продуктивными и гармоничными, только если у людей есть разумная степень уверенности в том, что другие в целом являются надежными. Сама возможность мирной и продуктивной социальной жизни окажется под угрозой, если люди в целом будут нечестными и ненадежными. Данное обстоятельство заставило некоторых философов чересчур рьяно настаивать на том, что ложь серьезно подрывает сплоченность человеческого сообщества. Иммануил Кант, например, заявлял, что без искренности «теряется смысл общения» (Лекции по этике). Он утверждал, что поскольку ложь действительно угрожает обществу таким образом, то «ложь всегда вредна кому-нибудь, если не отдельному лицу, то человечеству вообще» («О мнимом праве лгать из человеколюбия»). Мишель Монтень сделал похожее заявление: «Наше взаимопонимание осуществляется лишь единственно возможным для нас путем, а именно через слово; тот, кто извращает его, тот предатель по отношению к обществу» («Об изобличении во лжи»). «Ложь – гнуснейший порок», заявляет Монтень. И затем добавляет, страстно переживая за предмет разговора, что «если бы мы сознавали всю мерзость и тяжесть … [лжи], то карали бы его сожжением на костре с большим основанием, чем иное преступление» («О лжецах»). Иными словами, лжецы более, чем другие преступники, заслуживают того, чтобы их сожгли на костре.

Разумеется, Монтень и Кант были по-своему правы. Но они явно преувеличивали. Продуктивное социальное взаимодействие не зависит напрямую, как они полагали, от того, что люди говорят друг другу правду (не так, как, скажем, дыхание напрямую зависит от кислорода, будучи совершенно невозможным без него); но также и разговор не утрачивает всей своей ценности, когда люди лгут (часть истинной информации все равно может просочиться, а удовольствие от разговора может даже увеличиться). В конечном счете, количество лжи и ложных представлений самого разного толка, имеющих место в мире (среди которых неисчерпаемый поток брехни составляет лишь небольшую часть), невероятно велико, но продуктивная социальная жизнь при этом каким-то образом продолжается. Тот факт, что люди часто прибегают к лжи и другим видам неискреннего поведения, едва ли делает бесполезной жизнь и общение с этими людьми. Это лишь означает, что нам следует быть осторожными.

Мы вполне успешно можем справляться с окружающими нас ложью и обманом, пока можем трезво оценивать свою способность распознавать, когда люди в искаженном виде представляют нам вещи и когда они искренни с нами. Следовательно, общее доверие к правдивости других не является необходимым до тех пор, пока у нас есть определенного рода уверенность в себе. Конечно, нас можно легко одурачить. Более того, мы знаем об этом. Поэтому не так-то просто обрести и поддерживать надежную и обоснованную уверенность в своей способности замечать попытки обмана. Социальное взаимодействие действительно было бы чрезвычайно затруднено из-за распространенного и бессмысленного неуважения к истине. Однако наша заинтересованность в защите общества от данной проблемы не является главным основанием для нашей заботы об истине.

Когда мы сталкиваемся с людьми, которые лгут нам либо тем или иным образом выказывают свое пренебрежение к истине, это расстраивает нас и заставляет сердиться. Однако это происходит вовсе не из-за того, что, как, по всей видимости, полагали Монтень и Кант, мы боимся, будто ложь, с которой мы столкнулись, угрожает общественному порядку или препятствует его достижению. Нашей главной заботой, очевидно, является не забота о гражданине. Наиболее непосредственно в нашей реакции на лжеца проявляется вовсе не общественный дух. Это что-то личное. Как правило, за исключением, возможно, тех случаев, когда люди неверно представляют ситуацию, в которую вовлечены серьезные общественные интересы, нас в гораздо меньшей степени тревожит тот ущерб, который лжецы могут нанести всеобщему благополучию, чем то, как они ведут себя по отношению к нам. То, что настраивает нас против них, независимо от того, предали они каким-то образом все человечество или нет, это то, что они определенно причинили нам вред.

VII

Но как ложь ранит нас? Ведь, как известно, во многих случаях ложь нас вообще никак не задевает. В конечном итоге ложь может даже приносить нам пользу. Например, ложь может тем или иным образом защитить нас от знания некоторых вещей, когда никто (в том числе и мы) не выиграет от такого знания, а наше знание об этих вещах сильно расстроило бы и нас, и других. Или ложь могла бы удержать нас от определенного образа действий, к которому мы склоняемся, но который на самом деле принес бы нам больше вреда, чем пользы. Следует признать, что иногда (с учетом всех обстоятельств) бывает полезно, что нам лгут.