Об истерии - [15]

Подобный аппарат случая может возникнуть из спаивания центробежной части какого-нибудь рефлекса с каким-либо новым раздражением (Павловские условные рефлексы); подошвенный рефлекс возбуждается несколько раз одновременно со звонком, после чего он вызывается одним звучанием звонка без всякого другого раздражения.

Опыт показывает, что каждый аппарат случая должен вновь разомкнуться, если он не функционирует. В сущности это понятно само собой, но об этом забывают подумать из – за неизбежного, хотя и ложного воззрения, будто всякое движение и все функции, в том числе и функция центральной нервной системы, сами собой в конце – концов останавливаются. В области физиологии изменения без определенной причины возможны так же мало, как и в области физики. Так, мы видим, что, если мы создали у себя установку на сосчитывание ударов колокола, то нам нелегко уже перестать; даже, если нам удастся, начиная с какого-нибудь удара, думать о другом, мы все-таки без труда автоматически считаем дальше и очень хорошо знаем, когда прозвучит последний удар. Привычка обращать внимание на опечатки дает себя знать весьма часто и очень неприятным образом при чтении беллетристики. Mach пишет: «Если я несколько раз в такт сожму кулак и в дальнейшем перестану обращать внимание на это движение, то часто, чтобы прекратить его, бывает необходимо особое решение». Шизофреники бывают нередко не в состоянии остановить в нужный момент повторные движения. Сюда же относится опыт Kohnstamm'a с кататонусом. Он заключается в том, что, стоя около стены, прижимают тыл ладони к стене примерно в течение одной минуты; затем попросту отворачиваются, не изменяя установки руки: последняя медленно и автоматически подымается, так как мышечное сокращение, которое раньше прижимало руку к стене, теперь, когда препятствие устранено, подымает ее кверху. При утомлении часто не хватает для прекращения работы нужной энергии; поэтому, вопреки собственному желанию, работают дальше. После умственного напряжения автоматическое продолжение работы часто становится положительной помехой для сна. Персеверация при грубых очаговых поражениях мозга, когда больной не в состоянии отвязаться от определенного слова или какого-нибудь простого действия, так как любые иные импульсы соскальзывают постоянно на только что использованные пути, персеверация эта также указывает на то, что прекращение церебральной функции есть особый акт. В более грубом виде наблюдаем мы то же самое в эксперименте на животных, на отмирающем мозге, когда электрическое раздражение может с любых мест вызывать какое – либо ранее вызванное движение, напр., жевательное, тогда как нормальная реакция раздражаемого участка выпадает. Известны также случаи, хотя и не очень частые, когда человек или животное, вследствие огнестрельного ранения продолговатого мозга, судорожно замирали в определенном положении, как предполагают, потому, что слишком внезапное повреждение не оставило мозгу времени, необходимого для устранения этой функции; с другой же стороны – потому, что удачный выстрел, при известных обстоятельствах, не вызывает раздражения, которое могло бы создать иную установку в спинном мозгу (Bleuler).

В этих, весьма вразумительных, доказательствах для нашей цели имеют значение два обстоятельства: во – первых, то, что действие уже в самом начале часто приобретает известную независимость от воли, таким образом, что воля лишь создает известную готовую установку, которая начинает затем работать уже сама по себе; и, во – вторых, что подобная установка, созданная для определенной цели, подобный аппарат случая, уже не прекращает работы попросту, сам по себе. Необходим специально направленный новый волевой импульс для того, чтобы прекратить действие такого однажды созданного волевого аппарата для того, чтобы его выключить. В противном случае он продолжал бы неопределенно долгое время работать дальше; и действительно, при некоторых условиях дальше и работает.

Поставим себя на место вышеописанного ревматика. Он создал себе целесообразно известный аппарат случая, определенную моторную установку в защиту своего воспаленного правого колена. Если он энергичный, жизнерадостный человек, томящийся по движению и работе, то вместе с исчезанием боли в суставе его воля постепенно разрушит аппарат случая. Так что с прекращением воспаления, будет устранено без остатка и автоматическое защитное положение, т. е. сгибание колена.

Но предположим следующее: тот же самый пациент находится в жизненной ситуации, в которой болезнь его защищает от трудных жизненных битв или дает ему даже положительные преимущества – она избавляет его от мучительного семейного раздора или обеспечивает ему ренту или предохраняет его от смертельных опасностей на войне; отношение между волей и аппаратом случая приобретает тогда иной вид. Аппарат создан; но, когда истечет время пользования им, – нет никого, кто бы его выключил. Воспаление исчезло; но положение, предохраняющее от боли, остается неизменным.

Самое существенное заключается в следующем: Вовсе нет необходимости даже в активном стремлении к удержанию составленного аппарата; достаточно, наоборот, чисто пассивной незаинтересованности воли для того, чтобы сделать возможной истерическую фиксацию. Так, не дальнейшее существование созданной установки нуждается в особом новом волевом акте, но скорее, наоборот, – устранение последней.