Об искусстве вопрошания - [3]

тихую гладь распространенных мнений. Поэтому также и вопросе мы говорим, что он «приходит в голову», что он «встает» или «возникает», гораздо чаще, чем говорим, что мы его «ставим» или «поднимаем».

Мы уже видели, что с логической точки зрения негативность опыта имплицирует вопрос. И в самом деле приходим к опыту благодаря толчку, которым является для нас то, что не согласуется с нашими предмнениями. Поэтому но вопросе можно сказать в большей мере, что он нас настигает, а не мы его ставим.

Вопрос сам напрашивается; мы больше не можем от него уклоняться и принуждены расстаться с нашими привычными мнениями.

Кажется, правда, что этим утверждениям противоречит то обстоятельство, что в диалектике Сократа и Платона искусство вопрошания возвышается до сознательного манипулирования. Между тем искусство это особого рода. Мы видели, что оно доступно лишь тому, кто стремится к знанию, тому, следовательно, у кого уже есть вопросы. Искусство вопрошапния не освобождает от власти многий — оно само уже предполагает эту свободу. Оно вообще по является искусством в том смысле, в каком греки говорили о «технэ», не является навыком, которому можно было бы научить и который позволял бы овладеть познанием истины. Так называемый теоретико-познавательный экскурс VII письма направлен скорее как раз на то, чтобы отделить это странное искусство диалектики в его своеобразии от всего того, чему можно учить и учиться. Искусство диалектики не есть искусство выдвигать победоносные аргументы, опровергая всех и каждого. Напротив, вполне возможно, что тот, кто практикует искусство диалектики, то есть искусство вопрошания и искания истины, в глазах слушателей оказывается в аргументации слабейшим. Диалектика как такового рода искусство доказывает себя лишь тем, что тот, кто умеет спрашивать, держится за свое спрашивание, то есть удерживает свою направленность в открытое. Искусство вопрошания есть искусство спрашивания-дальше, то есть искусство мышления. Оно называется диалектикой, потому что является искусством ведения подлинного разговора.

Разговор требует в первую очередь, чтобы собеседники действительно слышали друга друга. Он неизбежно обладает поэтому структурой вопроса и ответа. Первое условие В искусстве ведения беседы заключается в том, чтобы удостовериться, что собеседник следует за вашей мыслью. Мы знаем это даже слишком хорошо но бесконечному

поддакиванию собеседником платоновских диалогов. Позитивной стороной этой монотонности является внутренняя последовательность, с которой продвигается вперед развп ваемая в диалоге мысль. Вести беседу — значит подчинят: ся водительству того дела, к которому обращены собесе,! ники. Чтобы вести беседу, нужно не играть па понижешь аргументов собеседника, но суметь действительно оценить фактическую весомость чужого мнения. Искусство веден и i беседы есть, таким образом, искусство испытывания чужого мнения . Но искусство испытывания есть искусство спрашивания. Мы уже видели: спрашивать — значит ра скрывать и выводить в открытое. Наперекор устойчивости мнений спрашивание приводит в состояние нерешенности само дело со всеми его возможностями. «Искусством-' спрашивания обладает тот, кто способен противостоят!. ^ господствующему мнению, стремящемуся замять вопрос. Тот, кто обладает этим искусством, сам отыскивает ш * аргументы, говорящие в пользу того или иного мнения Диалектика и заключается в том, что собеседник не отыскп вает слабые стороны того, что говорит другой собеседник, но сам же и раскрывает подлинную силу сказанною другим. Здесь, следовательно, вовсе не то искусство арг\ монтирования и ведения речей, которое способно так:.!' и слабое сделать сильным, но искусство мышления, котор-н усиливает сказанное, обращаясь к самому делу.

Этому искусству усиливания платоновский диалог обя зан своей исключительной актуальностью. Ведь в этом усиливании сказанное постоянно доходит до крайних во:; можностей своей правоты и истины, превосходя все Kosrn доводы, стремящиеся ограничить его смысловую знамм мость. Очевидно также, что при этом невозможно оставим вопрос открытым, так как тот, кто стремится к познаиш-не может довольствоваться простыми мнениями, то ecu. не может дистанцировать себя от тех мнений, которыг поставлены под вопрос [см. выше, с. 349, 398 и c.rr.J. C=i', говорящий — вот кто постоянно требуется к ответу, по;; не раскроется наконец истина того, о чем идет ре°:.. Майевтическая продуктивность сократического диалог; его повивальное искусство слова хотя и обращено к сам я-, участвующим в беседе людям, однако придерживаем, исключительно тех мнений, которые они вмсказыгмм и фактическая последовательность которых развертыг, ется в беседе. То, что раскрывается здесь в своей истин есть логос, который не принадлежит пи мне, ни тг и который поэтому настолько превышает субъективна мнения собеседников, что даже и тот, кто руково.

беседой, все время остается в неведении. Диалектика как искусство ведения беседы есть одновременно искусство видеть вместе с собеседником единство данной точки зрения (avjvoQUv eig ev ei8oc;), то есть искусство образования понятий как вырабатывания мнений, общих для собеседников. Беседу — в противоположность застывшей форме высказывания, стремящегося к письменной фиксации, — характеризует как раз то, что здесь по мере того, Как собеседники спрашивают и отвечают, дают и берут, ie слушают друг друга, договариваются друг с другом, 1зык осуществляет ту смыслокоммуникацию, в искусной Наработке каковой и состоит задача герменевтики, применительно к литературному преданию. Поэтому если герменевтическая задача понимает самое себя как вступ-|ение-в-беседу с текстом, то это нечто большее, чем простая метафора, это — напоминание об изначальном. Тот факт, что истолкование, выполняющее эту задачу, осуществляется в языковой форме, означает не пересадку в какую-то чуждую среду, а, напротив, восстановление изначальной смыслокоммуникации. Пере-данное нам в литературной форме возвращается тем самым из отчуждения, в котором оно пребывает, в живое «сейчас» разговора, изначальной формой осуществления которого всегда является вопрос и ответ.