Оазис - [126]

— Дайка, ты умница. А я уже начала беспокоиться, вдруг ты… — Алла не договорила, вместо этого виновато засуетилась, протянула мне лёгкий пакет. — Надень, пожалуйста, Ирэн передала. Пожелание гостя.

Я не сомневалась, что обнаружу в пакете что-то крайне непристойное, поэтому вид собственного отражения в зеркале, облачённого в коротюсенькое обтягивающее платье цвета спелой клубники и такие же яркие чулки-сеточки, меня не расстроил. Небольшое внутренне сопротивление вызвали только туфли с такими высокими и тонкими шпильками, что я невольно задумалась, как буду удерживать равновесие, встав на них. Но Алла успокоила меня:

— Ты можешь пойти хоть в тапочках, а эти просто взять с собой и обуть уже в Айсберге, перед тем как войти в номер.

Её идея мне очень понравилась: ведь, чтобы взять с собой туфли, понадобится сумка, а значит — одной возможной проблемой становится меньше.

Соседки, тоже собирающиеся на работу, не заговаривали со мной, не поднимали глаз и скользили мимо, как тени. Не думаю, что это было проявлением равнодушия: скорее, они избегали меня как напоминания о том, что каждую из них в любой момент может постигнуть та же участь.

Чтобы не действовать им на нервы и не оттягивать неизбежное, я закинула дурацкие туфли в свою пляжную сумку (здорово, что теперь не придётся объяснять, зачем она мне нужна), обула кроссовки и повернулась к замершей рядом Алле.

— Ирэн сказала — третий люкс, да? Это на последнем этаже? Я одна пойду, не надо меня провожать.

Алла приоткрыла рот, собираясь запротестовать, но я не дала ей такой возможности.

— Не бойся: если бы я хотела что-то с собой сделать, у меня на это был целый день!

— Но Ирэн…

— Ирэн ничего не узнает. Какая ей разница, припрусь я к Ховрину сама или с тобой? Главное, что припрусь.

Наверное, Алле тоже хотелось, чтобы я поскорее исчезла с её глаз и своим обречённым видом не напоминала о нашем незавидном положении, о нашей полной беспомощности и бесправии. Она поколебалась несколько секунд, а потом протянула на ладони две белые таблетки.

— Вот. Выпей сейчас. И просто потерпи до утра.

Откуда-то сбоку появилась до этого не замеченная мною Ася, молча подала стакан с водой. Я взяла его, закинула таблетки в рот, отпила воды и, подхватив сумку с туфлями, повернулась к дверям.

Алла что-то сказала мне вслед, Ася, кажется, опять начала всхлипывать, но я не остановилась и не обернулась. Торопливо сбежала с крыльца, свернула за угол и только здесь, наклонившись к земле, торопливо выплюнула на траву обе не проглоченные таблетки.

К ожидающему меня, надо полагать, с нетерпением Ховрину я заявилась на пятнадцать минут позже назначенного срока: пришлось дойти по темноте до Русалкиной ямы и только потом подняться к Айсбергу. Третий люкс оказался пентхаусом, занимающим половину этажа: мой нынешний хозяин явно любил жить на широкую ногу. Дверь была приглашающе приоткрыта, внутри надрывался телевизор, так что стучаться я не стала. Просто перешагнула порог и, как была, в мокрых кроссовках, с которых сыпался морской песок, прошла дальше, в приглушенные золотисто-бордовые тона роскошного номера.

Ховрин возлежал на огромном диване посреди такой же огромной гостиной, освещённой лишь мерцающим камином и яркими южными звёздами, заглядывающими сквозь стекло прозрачного потолка. Он выглядел умиротворённым, крайне довольным жизнью и на меня взглянул почти благосклонно.

— Ну, вот и ты, дикарочка, — молвил Ховрин после того, как мы вдоволь насмотрелись друг на друга. Он — с дивана, сквозь клубы сигарного дыма, я — от порога гостиной. — Видишь, как оно получилось? Бегала ты, бегала, а всё равно ко мне и прибежала. И где сейчас добрый дядя Доннел? А нету дяди Доннела, наигрался он с тобой. А я, как и обещал, тут как тут. Теперь моя очередь играть.

Он начал приподниматься, и я напряглась всем телом, но Ховрин просто сменил лежачую позу на сидячую, не менее расслабленную. Ему явно хотелось растянуть удовольствие, вдоволь насладившись тем фактом, что я наконец-то в его руках. И дать мне возможность как следует это прочувствовать.

— Неплохо выглядишь, — Ховрин демонстративно медленно скользил глазами по моему телу, облачённому в дурацкое алое платье, почти не прикрывающее промежность и оставляющее открытой верхнюю часть груди. — Прошедший год пошёл тебе на пользу, теперь ты больше похожа на женщину. Вот только взгляд слишком наглый, но это я сегодня исправлю.

Мой взгляд наглым не был, он был просто очень спокойным и отстранённым: я по-прежнему наблюдала происходящее, как интересное, но далёкое от реальности кино. Однако для того, чтобы Ховрин начал заводиться, хватило и этого.

— Почему ты не в туфлях? — спросил он неожиданно резким, визгливым голосом, напомнившим мне нашу первую беседу в ресторане. — Я же велел передать тебе туфли!

Я качнула пляжной сумкой, которую держала в левой руке.

— Я принесла их с собой, сударь.

— Какого чёрта ты не пришла в них сразу?! Что за говнодавы на тебе… вот дерьмо, ты заляпала ковёр!

Ховрин по-бабьи всплеснул полными руками и разразился бранью, разбрызгивая слюну. Но я видела, как в его красноватых от лопнувших сосудов глазах разгорается злобная радость, и понимала, что всё это тоже часть запланированного действа, что садист нарочно распаляет себя перед тем, как приступить к удовлетворению своих гнусных потребностей.