Оазис - [34]

– О нет! – Лейси энергично замотала головой. – Я ни за что и никогда на это не пойду!

Ноа выругался про себя. Он совершил ошибку, ошибку, которую на его месте не допустил бы ни один мало-мальски уважающий себя врач.

– Извините меня, Лейси. Я говорил не думая.

– Надеюсь, вы это не всерьез? – В ее голосе звучали слезы.

– Нет, Лейси, – отозвался Ноа мягко. – Кроме того, ни с письмом, ни с вашими драгоценностями никто ничего не станет делать без вашего согласия.

Она судорожно вздохнула.

– Могу себе представить, что вы обо мне думаете, доктор. Мол, цепляется за такие пустяки, как драгоценности! Я-то понимаю, в чем тут дело. Я уже была пару раз у психоаналитика, и он объяснил мне, что они для меня значат. Спасительную соломинку.

– Выбросьте это из головы. Все мы нуждаемся в спасительной соломинке того или иного рода, – сказал Брекинридж невпопад. – Не вернуться ли вам к себе в палату? Попытайтесь немного отдохнуть. Завтра мы продолжим наш разговор.

Как только за Лейси закрылась дверь, Ноа выругался вслух. Куда же делось ваше знаменитое умение найти подход к пациентам, доктор? Сейчас вы оказались явно не на высоте!

Рем попытался улыбнуться доктору Брекинриджу, но улыбка больше походила на гримасу. Ему не хотелось ни с кем говорить – скорее уж поплакаться кому-нибудь в жилетку. Он чувствовал себя слабым, как новорожденный ребенок. Вот уже два дня подряд его беспрестанно рвало, желудок отказывался принимать любую пищу. Кожа зудела, и он чесался до тех пор, пока не выступала кровь. Воображаемые змеи и пиявки то появлялись, то исчезали у него в постели. Стоило ему погрузиться в сон от усталости, как он тут же просыпался с криком, замиравшим у него в горле.

Это был не первый из пережитых им приступов белой горячки, но еще никогда Рем не чувствовал себя настолько скверно. Ему казалось чудом уже то, что он вообще остался в живых.

Рем умоляюще взглянул на Ноа:

– Надеюсь, худшее уже позади, док?

– Судя по всему, да, однако время от времени вас еще будут мучить судороги и позывы на рвоту, а возможно, и повторяющиеся ночные кошмары. Вы помните медицинский осмотр, который прошли вчера?

– Довольно смутно.

– Вы в плохой форме, мистер Ремингтон. Ваша печень разрушена до такой степени, что я удивляюсь, как вы еще живы. Еще один такой запой, и вы покойник. Уже одного этого соображения должно быть достаточно для вас, чтобы бросить пить.

– Знаю. Когда я в последний раз лежал в больнице, доктор предупреждал меня, что если я не остановлюсь, то могу сыграть в ящик.

– Однако вы этого не сделали.

– Я пытался. Но у меня не получилось.

– На этот раз должно получиться.

Рем помолчал.

– Вчера вечером вы ввели мне антабус,[5] доктор?

– Да.

– Я сразу это понял. Мне и раньше приходилось иметь дело с антабусом, и никогда в жизни я не чувствовал себя так плохо.

Ноа чуть-чуть улыбнулся.

– Но ведь сейчас вы не испытываете никакой тяги к спиртному?

– Бог ты мой, конечно, нет! – По телу Рема пробежала сильная дрожь. – Но мне казалось, что в таких местах его уже не применяют. Помнится, один врач как-то сказал мне, что антабус служит лишь подсобным средством.

– На некоторое время он вышел из моды, это правда. Но многие из нас, врачей, стали использовать его снова. Антабус выдержал проверку временем, так как применяется вот уже тридцать пять лет. И все это время он был полезным орудием в борьбе с алкоголизмом. Что же до выражения: «антабус служит лишь подсобным средством», то оно совершенно нелепо. Любое средство терапии, даже гипсовая повязка на сломанной ноге, может быть названо подсобным. Но вы уклоняетесь от сути вопроса, мистер Ремингтон. – Ноа бросил на него серьезный взгляд. – Вы – алкоголик. Это первое, что вы должны признать, если надеетесь на успех лечения.

– О, я-то понимаю, что я – алкоголик, док. – Рем пожал плечами. – Но спиртное – единственное, что помогает мне продержаться в течение дня. Каждого дня. И каждой ночи.

– Нам придется выработать для вас новый стиль жизни, мистер Ремингтон, – отозвался Ноа живо. – Такой, что позволит вам существовать без алкоголя после того, как вы выйдете отсюда.

– Как я могу поменять свой стиль жизни, док? – Голос Рема был полон муки. – Всю свою жизнь я только и делал, что снимался в кино. Теперь я уже больше не звезда, меня не приглашают даже на самые ничтожные роли.

– Есть много других людей, чья карьера подошла к концу, однако они умудряются обходиться без алкоголя или наркотиков.

– Я совсем не то, что другие люди, док! – Рем в сердцах ударил себя кулаком в грудь. – Я слишком долго находился на вершине славы и теперь чувствую себя обделенным. Я хочу вернуть себе прежнюю известность. Без нее я все равно что куча дерьма.

– Ну что ж, вряд ли вы приблизитесь к цели, если запоями сведете себя в могилу.

Рем уже хотел было признаться доктору в истинной причине, по которой он оказался здесь, но вовремя прикусил язык. Если бы он проговорился, что обратился в Клинику в надежде привлечь таким образом внимание какого-нибудь продюсера, то его скорее всего вышвырнули бы отсюда без лишних разговоров. Вместо этого он сказал:

– Знаете, что мне порой приходило в голову? Когда только начали делать порнографические фильмы, я подумывал, не сняться ли в каких-нибудь из них. Конечно, все они – дрянь, но ведь кино есть кино, черт побери, и за участие в порнухе платят хорошие бабки. И хотите знать, почему я отказался от этой мысли? Из-за возраста и слишком частых запоев. Мне это было уже не по силам.