О знаменитых иноземных полководцах - [12]

2. Воспитывался он в доме Перикла, которому, как говорят, приходился пасынком[64], учился — у Сократа, а тестем его был Гиппоник, самый богатый из всех людей, говорящих на греческом языке. Так что если бы сам Алкивиад захотел что-нибудь придумать себе на пользу, то не смог бы вообразить или добиться больших благ, чем те, что уготовили ему природа и судьба. Когда он достиг отроческого возраста, многие влюблялись в него по обычаю греков, и среди прочих — Сократ, о чем упоминает Платон в «Пире». Он выводит там Алкивиада, который вспоминает, как он провел с Сократом ночь и встал с его ложа таким же, каким должен быть сын, спавший с отцом. Возмужав, он и сам также любил многих мальчиков, изящно и шутливо обходясь со многими неприятными сторонами подобной любви. Мы остановились бы на этой теме подробнее, если бы нам не предстояло рассказать о делах гораздо более важных.

3. В Пелопоннесскую войну под его влиянием и по его совету афиняне объявили войну Сиракузам[65]. Ведение ее поручили самому Алкивиаду, избрав его командующим и назначив ему в товарищи двух стратегов — Никия и Ламаха. Во время подготовки похода, перед отплытием флота, случилось так, что однажды ночью в городе Афинах были опрокинуты все гермы[66], кроме одной, стоявшей у дверей Андокида. Впоследствии ее прозвали Гермесом Андокида. Так как было ясно, что дело не обошлось без большого многолюдного заговора, угрожающего не отдельным лицам, но всему государству, простой народ пришел в смятение, боясь, как бы в городе не объявился какой-нибудь вожак, который отнимет у него свободу. Главное подозрение падало на Алкивиада, сила и влияние которого казались несовместимыми с положением обыкновенного гражданина. Многих привязал он к себе щедростью, еще больше людей привлек на свою сторону, оказывая им помощь в судебных делах; поэтому всякий раз, появляясь в общественном месте, он притягивал к себе все взоры, и никто во всем государстве не мог с ним равняться. В общем, сограждане смотрели на него как с надеждой, так и со страхом, ибо он мог принести много и вреда, и пользы. К тому же ходили позорящие его разговоры о том, будто он устраивает в своем доме мистерии, что по афинским представлениям считалось святотатством. Афиняне полагали, что сборища такого рода покушаются не столько на религию, сколько на самое государство[67].

4. Именно в этом преступлении враги Алкивиада обвинили его перед народом. Приближалось, однако, время выступать в поход. Учитывая это обстоятельство и зная привычки сограждан, он просил разобрать дело при нем, если считают нужным подвергнуть его суду, не допуская, чтобы ненавистники обвиняли его заочно. Враги же, понимая, что не могут еще повредить ему, решили пока затихнуть и дождаться, когда он уедет, чтобы атаковать отсутствующего. Так они и сделали. Убедившись, что он достиг Сицилии, они заочно обвинили его в кощунстве над святынями. И вот в то время, как он пребывал в счастливой надежде на удачное исполнение порученного дела, власти направили к нему вестника с требованием возвратиться домой и явиться на суд. Не осмеливаясь отказаться, он взошел на триеру, присланную для его доставки.

Когда корабль достиг италийского города Фурий, Алкивиад, перебрав в уме все примеры необузданно своевольного и жестокого обращения народа со знатными лицами, счел за лучшее укрыться от надвигающейся беды и, ускользнув тайком из-под стражи, бежал сначала в Элиду, а затем — в Фивы[68]. Потом, когда он узнал, что его приговорили к смерти с конфискацией имущества, и что по обычаю народ обязал жрецов Эвмолпидов предать его проклятию, которое для вящего назидания было вырезано на столбе и выставлено на площади, — тогда он перебрался в Спарту. Оттуда повел он войну — не против отечества, но, как сам он не раз говаривал, — против своих врагов, которые одновременно были и врагами Спарты[69]; эти люди, утверждал он, понимали, что он может оказать государству большие услуги и вышвырнули его прочь, подчиняясь своей злобе, а не интересам общественной пользы. Итак, по совету Алкивиада, лакедемоняне заключили союз с персидским царем, а потом укрепили в Аттике Декелею и, поставив в ней постоянный гарнизон, держали Афины в осаде. Его же стараниями Иония вышла из Афинского Союза. После этого война продолжалась при явном преобладании Спарты[70].

5. Однако услуги Алкивиада вызвали у спартанцев не дружелюбие, но страх и недоверие. Когда они заметили, какой выдающийся ум выказывает этот решительный человек во всех делах, то убоялись, что когда-нибудь из любви к родине он предаст их самих, помирившись с соотечественниками. Поэтому они стали искать случай погубить его. Долго скрывать это намерение от Алкивиада не удалось — он обладал такой проницательностью, что обмануть его было невозможно, тем более что он держался настороже. Итак, он удалился к Тиссаферну, наместнику царя Дария, и завел с ним тесную дружбу[71]. Когда же увидел, что сила афинян, потерпевших поражение в Сицилии, тает, а сила лакедемонян, напротив, прибывает, то сначала стал сноситься через послов со стратегом Писандром, стоявшим с войском на Самосе, заведя переговоры о своем возвращении; этот человек был единомышленником Алкивиада, поскольку недолюбливал самоуправство народа и сочувствовал лучшим гражданам. Когда же Писандр не оправдал надежды, само войско, благодаря Фрасибулу, сыну Лика, первым призвало Алкивиада назад, и он стал стратегом на Самосе. Потом, по предложению Ферамена, народ проголосовал за восстановление его в правах и заочно назначил его командующим на равных правах с Фрасибулом и Фераменом