«О» - значит омут - [57]

— Она думает, что может руководить моей жизнью, а папа ей все разрешает. Он полностью у нее под каблуком.

— Ну и что? Это его дело, не твое.

— Блин, тебе легко говорить. Я бы посмотрел, как бы ты выжил с ней под одной крышей.

Устав от темы, Грант сказал:

— Просто потерпи немножко. Закончишь школу, приезжай жить со мной.

— Я не хочу уезжать от своих друзей!

— Это лучшее, что я могу предложить. Держись, чувак.

Джон открыл новый способ проводить время. Он начал забираться в разные дома в Хортон Рэвин, где, как он знал, никого не было. Обслуживая игроков гольф-клуба, он собирал всю информацию относительно их планов путешествовать. Они говорили между собой о предстоящих круизах и турах в Европу, увеселительных поездках в Сан-Франциско, Чикаго и Нью-Йорк. Это была форма хвастовства, хотя все подавалось как обсуждение курсов валют, цен на билеты и отели. Лайонел и Мона общались со всеми, так что Джону всего лишь нужно было найти нужный адрес у Моны в записной книжке. Он ждал, пока семья уезжала, и находил способ забраться внутрь. Если были разговоры об охранной системе или стороже, Джон избегал таких домов. Люди были беззаботными в том, что касалось запоров.

Джон находил незапертые окна и двери в подвал. Если не находил, то разыскивал ключи, спрятанные под цветочными горшками и декоративными камнями в саду.

Оказавшись внутри, он обходил весь дом, заглядывая в стенные шкафы и гардеробы. Кабинеты были богатыми источниками информации. Он проявлял любопытство к женскому белью, духам и предметам гигиены. Он ничего не воровал. Смысл был не в этом. Незаконное проникновение в чужие дома приносило ему временное облегчение. Высокий уровень страха смывал стресс, под действием которого он все время находился, и равновесие восстанавливалось.

Посреди учебного года он начал прогуливать уроки в Климпе, сначала редко, потом чаще. Неудивительно, что его успеваемость резко упала. Его тайно забавляло все это перешептывание за его спиной. Проходили конференции в школе и конференции дома.

Записки передавались туда-сюда. Звонил телефон. Лайонел не хотел быть плохим парнем, так что это Мона поставила вопрос ребром.

Она была сурова, но справедлива, и Джон изо всех сил старался сохранить серьезное лицо, пока она зачитывала приговор.

— Мы с твоим отцом долго это обсуждали. У тебя большие способности, Джон, но ты не стараешься. Поскольку ты учишься так плохо, мы подумали, что платить за твое обучение в частной школе, это напрасная трата денег. Если ты не хочешь заниматься как следует в Климпе, мы думаем, тебе надо перевестись в обычную школу.

Джон знал, что она затевала. Она думала, что угроза общественной школы даст ей преимущество. Он пожал плечами.

— Прикольно. Общественная школа Санта-Терезы. Давайте.

Мона нахмурилась, не в состоянии поверить, что он не собирается протестовать и обещать исправиться.

— Я уверена, что ты захочешь закончить вместе со своими одноклассниками в Климпе, так что мы готовы обсудить это после первого семестра в общественной школе, предполагая, что ты будешь учиться лучше. Если твои оценки улучшатся, мы подумаем о переводе обратно.

Решение за тобой.

— Я уже решил. Я выбираю общественную школу.

Осенью 1966, в конце первого дня Джона в школе Санта-Терезы, он стоял возле своего шкафчика, когда парень у соседнего шкафчика посмотрел на него и улыбнулся.

— Ты новенький. Я тебя видел сегодня утром. Мы в одном классе.

— Точно. Я помню. Я — Джон Корсо.

Парень протянул руку. — Уокер Макнэлли.

Они пожали друг другу руки, и Уокер спросил: — Ты откуда?

— В прошлом году учился в Климпе. Меня оттуда выгнали.

Уокер засмеялся.

— Молодец. Мне это нравится. Добро пожаловать в школу Санта-Терезы.

Он открыл свой шкафчик, закинул туда книги, достал и надел ветровку.

— Кажется, есть повод отметить. У тебя есть машина?

— На стоянке.

Уокер залез в карман и достал «косяк» с марихуаной.

— Удалимся на перерыв, уважаемый сэр?

Первый раз, когда Джон курил травку, был первым разом за несколько лет, когда он смеялся.

Смех был резким и неконтролируемым. Потом он даже не мог вспомнить, что его так рассмешило, но в тот момент это ощущалось как счастье. Хотя, пустое и искусственно вызванное.

16

Среда, 13 апреля 1988.

В среду утром я натолкнулась на камень преткновения. Как обычно, я выкатилась из кровати, натянула спортивный костюм и кроссовки, почистила зубы и вышла из дома.

Я шла быстрым шагом от дома до бульвара Кабана, чтобы разогреться, подготовить ритм сердца и смягчить мышцы. Дойдя до пристани на Стейт стрит, я перешла на трусцу, набирая нужный темп. Иногда я бегаю по велосипедной дорожке, иногда по тротуару, в зависимости от количества бегунов, велосипедистов и гуляющих каждое утро.

Впереди меня группа пенсионеров заняла большой кусок велосипедной дорожки, идя по четыре человека в ширину и по восемь-десять в длину, двумя отдельными формированиями.

Я выбрала тротуар. Слева от меня располагался ряд автоматов по продаже газет, и я взглянула в ту сторону. Мне бросилась в глаза фамилия, и я остановилась, чтобы прочесть заголовки газет, большинство из которых вышли вчера. Свежие выпуски «Л-А Таймс», «Пердидо Каунти Рекорд» и «Сан-Франциско Кроникл» заменят вчерашние, как только приедет грузовик с утренней почтой. Мое внимание привлекла статья в «Санта-Тереза Диспэтч», на первой странице. Заголовок гласил: СТУДЕНТКА УБИТА ПЬЯНЫМ ВОДИТЕЛЕМ.