О всех созданиях – прекрасных и удивительных - [18]

– А-а! Да-да, понимаю. (Я тоже успел послушать эту часть передачи для фермеров – лекцию о сальмонеллезе у телят.) Но почему вы полагаете, что у него именно эта болезнь?

– Так прямо же, как объясняли: у него кровь идет из андуса.

– Из… А, да-да, конечно. Поглядеть его следует. Я скоро буду.

Теленку бесспорно было очень плохо, и кровь из заднего прохода у него действительно шла. Но не как при сальмонеллезе [1].

– Поноса у него нет, мистер Пикерсгилл, вы сами видите. Наоборот, впечатление такое, что у него трудно с проходимостью. Кровь же почти чистая. И температура не очень высокая.

В голосе фермера прозвучало явное разочарование:

– Черт, а я-то думал, что у него все точь-в-точь, как объясняли. Сказали еще, что следует пробы посылать в лабрадор.

– А…э?

– В следовательский лабрадор. Да вы же знаете!

– Да-да, совершенно верно. Но, думаю, анализы тут ничего не дадут.

– Ну, а что же у него тогда? С андусом непорядок?

– Нет, нет, – ответил я. – Но где-то кишечник у него закупорился, и это вызывает кровотечение. – Я поглядел на понурого, горбящего спину теленка. Он весь был сосредоточен на неприятных внутренних ощущениях и время от времени напрягался и слегка кряхтел.

Конечно, конечно, мне следовало бы сразу понять в чем дело, ведь картина была на редкость четкой. Но, вероятно, у каждого из нас есть свои слепые пятна, не дающие различить то, что прямо в глаза бросается, и несколько дней я, как в тумане, пичкал бедняжку то тем, то этим – даже вспоминать не хочется.

Но мне повезло. Он выздоровел вопреки моему лечению. И только когда мистер Пикерсгилл показал мне комочек некротизированной ткани, вышедшей с экскрементами, я, наконец, понял.

И пристыженно повернулся к фермеру.

– Это обрывок омертвевшей кишки, которая сама в себя втянулась. Инвагинация. Обычно она приводит к гибели животного, но, к счастью, ваш теленок избавился от препятствия естественным путем и теперь должен совсем поправиться.

– Но как вы сказали? Что у него было-то?

– Инвагинация.

Губы мистера Пикерсгилла зашевелились, и я ожидал, что он вот-вот повторит новое словечко. Но попытка, по-видимому, не удалась.

– А! – сказал он только.– Вот, значит, что у него было!

– Да, но в чем заключалась причина, определить трудно.

Фермер презрительно фыркнул.

– Хотите об заклад побиться, я вам скажу! Я с самого начала, доложу вам, говорил, что расти он будет слабеньким. У него из пупка кровь шла, потому что родился-то он в проценте!

Но мистер Пикерсгилл со мной еще не кончил. Не прошло и недели, как я вновь услышал в трубке его голос:

– Поскорее приезжайте! У меня тут свинья безик устроила.

– Безик? – Я даже замигал, отгоняя от себя видение двух хрюшек, затеявших перекинуться в картишки. – Боюсь, я не совсем…

– Я ей микстуру от глистов дал, а она запрыгала и ну на спине валяться. Говорю же вам, самый настоящий безик.

– А… да-да, я… да-да. Сейчас приеду.

Когда я приехал, свинья немного угомонилась, но все еще страдала от боли: ложилась, вскакивала, кружила по закутку. Я ввел ей гран гидрохлорида морфия и через несколько минут движения ее замедлились, а затем она улеглась на солому и уснула.

– По-видимому, все обойдется, – сказал я. – Но какую микстуру вы ей дали?

Мистер Пикерсгилл неохотно протянул мне бутылку.

– Тут один заезжал – продавал их. Сказал, что любых глистов изничтожит, какие только есть.

– Вот и вашу свинью тоже чуть не изничтожило, верно? – заметил я, нюхая жидкость. – И неудивительно. Судя по запаху, это же почти чистый скипидар.

– Скипидар? Ох, черт, только-то? А он-то божился, что средство самое новейшее. И деньги с меня содрал кардинальные.

Я вернул ему бутылку.

– Ну, ничего. Дурных последствий, мне кажется, не будет, но место этой бутылке в мусорном ведре, поверьте.

Садясь в машину, я поглядел на мистера Пикерсгилла.

– Я вам, наверное, порядком надоел. Сначала мастит, потом теленок и вот теперь свинья. Целая полоса незадач.

Мистер Пикерсгилл расправил плечи и поглядел на меня с монументальным спокойствием.

– Молодой человек, – сказал он, – я на это просто смотрю. Со скотиной без беды не обойтись. А я, позвольте вам доложить, по опыту знаю, что беда – она всегда ходит циклонами.

7

– Послушай, Джим, – сказала Хелен, – нам никак нельзя опаздывать. Миссис Ходжсон удивительно милая старушка, она ужасно огорчится, если мы задержимся и ее ужин перестоит.

Я кивнул.

– Ты абсолютно права, этого допустить нельзя. Но у меня после обеда только три вызова, а вечер взял на себя Тристан. Так что я не задержусь.

Подобные тревоги из-за простого приглашения на ужин могут кому-нибудь показаться преувеличенными, но для ветеринаров и их жен, особенно в те времена, когда человек работал один или с единственным помощником, опасность оказаться грубо невежливым была вполне реальной. Мысль, что кто-то приготовит для меня угощение, а потом будет сидеть в напрасном ожидании, необыкновенно меня пугала, но такое случалось со всеми нами. Этот страх воскресал во мне всякий раз, когда нас с Хелен куда-нибудь приглашали, – тем более если приглашали люди вроде Ходжсонов. Мистер Ходжсон, на редкость симпатичный старый фермер, был очень близорук, но глаза его за толстыми стеклами очков смотрели на мир безмятежно и ласково. Его жена, такая же добрая душа, как он сам, лукаво покосилась на меня, когда я за два дня до этого заехал к ним.