Я как раз обнимал Малле, Айли, конечно, все увидела, но слишком поздно. Она была немного близорука и почти вплотную подошла к нам. Энно знал ее. Айли протянула ему руку, потом, в замешательстве, и третьему парню, которого она не знала. Следующей была Малле, Айли уже подняла руку, но тут все поняла.
— Вам, кажется, весело, — сказала она резко. Ей никто не ответил. В окно стучал дождь.
— Я, кажется, лишняя? — спросила она и, так как никто не сумел отреагировать, она постояла, повернулась и спустилась на одну ступеньку с лестницы. Мне стало не по себе. Айли сделала еще шаг, еще один, еще, еще, обернулась и бессмысленно повторила:
— Я, кажется, лишняя, да? Так я могу идти?
Никто не пошевелился, и Айли побежала вниз. Я слышал, как в глубине лестницы исчезает звук ее каблучков. Чешские туфли, тридцать пятый размер, подумал я и закричал ребятам:
— Догоните ее!
Я подумал, что может произойти что-то непоправимое.
Но ничего не произошло. Когда я вышел на улицу, ребята стояли на другой стороне и курили. Дождь все шел. Айли не было.
— Я свинья? — спросил я у Энно.
— Разумеется, — ответил он. Затем отбросил сигарету и сказал:
— Пошли наверх. У меня есть вино. Пей, пропащая душа, ибо тот, кто однажды добрался до ада, напрасно трепещет и просит пощады…
— Ладно, — сказал я.
Энно наполнил стаканы. Это было приятное сухое вино. Мы говорили о том, кто чем занимается и так далее. Думали, что вот и проходит молодость. Все девчонки, с которыми мы танцевали на школьных вечерах, обзавелись шляпками и проплывают мимо с таким гордым видом, что боишься и поздороваться. Уже через шесть месяцев после окончания школы некоторые одноклассницы шли навстречу с детскими колясками. Стражи морали, где были ваши глаза? Ребята смотрят на тебя: «Ну, как живешь? — А ты? А где этот? — Там-то и там. А тот? — В армии — ничего не поделаешь — ну да, так мы еще увидимся…» И такие странные метаморфозы случаются… Парень, который дважды разбивал окна в кабинете директора, выпил школьный спирт и курил на уроке, разгуливает в черном пальто с воротником шалью и лишь приподнимает опухшие веки, когда ты идешь ему навстречу. Наш староста уже успел развестись, а самый глупый парень нашего класса поступил в университет на юридический. Пихлак — инструктор городского комитета комсомола. О чем они думают, эти наши дорогие одноклассники и одноклассницы? О чем вы думали, когда мы были вместе? Не жалеете ли вы теперь, что мы так мало знали друг друга? О чем же вы все-таки думаете?
Но этого нам никогда не узнать. Вот мы и делаемся сентиментальными. А какими чудными вы были, особенно вы, Керсти, Хельга, Анне, Мильви и другие… Постороннему эти имена, конечно, ничего не говорят. Простите нам с Энно это маленькое отступление.
— НЕОХОТА ПИСАТЬ, — сказал вдруг Энно. — Не поймешь, кто чего хочет. Одному подавай Маресьевых, другому — молодых лоботрясов. Довольно шутить. Все равно скоро пойду в армию.
— Ты?
— Да, я пойду. Вот там из меня сделают человека. Знаешь, Лаури, я думаю, что для таких людей, как я, маленькая нивелировка не помешает. А армия по своей сущности — нивелировка, этого никто не скрывает… Я вот ношу сейчас ярко-зеленую рубашку и болтаю чепуху, а там у меня будет форма и я буду говорить «слушаюсь!». Так-то…
— Так ты же никуда не пойдешь, — усмехнулся я. — У тебя ведь очки минус пять.
— Да, верно, — тут же согласился Энно. Он всегда был таким. Никогда не поймешь, говорит он правду или фантазирует.
Он опять вышел, а я стал рассматривать его наброски. Затем он вернулся и спросил:
— Послушай, а ты один в Пярну?
— Нет.
— С Малле? Так перебирайтесь ко мне. Я всегда за аморалку.
Я почувствовал, что краснею. Я не знал, как ему объяснить, и я сам не мог разобраться в этой истории.
— Знаешь… и да и нет… Я с Малле и не с ней.
— Как так?
Энно стал серьезным. Он положил руки на стол и уставился на меня. Он не любил такие вещи, я очень хорошо это знал.
Но делать было нечего. Я рассказал ему всю историю. Как мы с Малле должны были поехать сюда, как я проспал, как познакомился в автобусе с Рэзи и вечером пригласил ее в ресторан.
Энно слушал и глядел на меня, не отрываясь. Затем он снял очки и начал протирать их носовым платком. В комнате жужжали мухи. Энно надел очки и спросил:
— Чего ты хочешь от этой Рези? Уж не?.. — произнес он довольно непристойное слово. Когда Энно начинал сердиться, он всегда говорил резкости.
— Перестань, — сказал я. — Я ничего не знаю. Все это так случилось, и теперь я окончательно завяз.
— Малле здесь или нет?
— Я не знаю.
— Когда ты узнаешь?
— Я думаю, завтра утром.
Энно отхлебнул вина и махнул рукой.
— Меня ты тоже приглашаешь в ресторан?
— Да.
— Я рад. — Он усмехнулся. — Я не судья. Поступай, как знаешь. Во сколько мы должны там быть?
— В половине восьмого.
— У нас еще полтора часа. Какие у тебя новости?
— Кажется, никаких.
— В университет не собираешься?
— Нет. Думаю, на будущий год.
— На физику?
— Попытаюсь.
— Пытаться нельзя. Попытка наказуется законом, — загадочно произнес Энно. — Разве не так?
— Пожалуй.
Я оперся о спинку стула и стал расспрашивать, какие новости у него. Энно рассказал, что ездил на практику и показал несколько картин. В общем они мне понравились, за исключением одной. Мы заспорили и продолжали спорить уже о другом.
