Это были жестокие и красивые слова. Слишком жестокие. Такие, что он сразу пожалел о них. Затем он опять услышал в коридоре шаги, они приближались, мучительно медленно. Кто-то зазвенел ключами. «Может, классы на ночь запирают…» — промелькнуло в голове. В коридоре раздались еще чьи-то шаги, они двигались навстречу первым. Послышался неясный разговор. Остановились как раз у этой двери. Если теперь…
— Ну, ладно, отнеси ключ наверх.
Это был Лахт, преподаватель физкультуры.
— Хорошо.
Это была уборщица.
— Запираешь двери?
— Да…
— Послушай, отнеси сперва ключ. Директор ждет…
— Ой, да у меня только один класс и остался… Аарне и Майя замерли. За дверью послышался голос самого директора.
— А, так вы здесь… А я все ищу и ищу. Давайте ключ и пошли.
Шаги направились в сторону лестницы. Лишь сейчас Аарне заметил, что вспотел.
— Пошли отсюда.
Они вышли в коридор. Пронзительно скрипнула дверь. Было без четверти одиннадцать, наверху играли «Маленького ослика». В коридоре было полутемно.
Выйдя на улицу, они услышали шум воды в водосточных трубах и почувствовали на лице теплый влажный ветер.
— Скажи, ты… любишь меня? — спросила Майя. Аарне уловил в ее голосе что-то странное.
— Да, — ответил он быстро.
— Почему?
— ?
— Что можно любить во мне? Ты ужасно далек от меня.
Аарне остановился.
— Как тебе не стыдно!
Майя отвернулась и прикусила губу. В голых ветвях над головой свистел ветер — весенний ветер.
Аарне очень осторожно подыскивал слова.
— Послушай… Ты пойми, я очень ценю человеческие руки. Но еще больше мне нравится, когда у человека есть голова… Голова! Разум, понимаешь… И не книжный, а… понимаешь… просто человеческий разум! Если у человека отнять голову, то, я считаю, он потеряет намного больше, чем если бы у него отняли руки. А ты как думаешь?
— Я не знаю…
— Чего ты не знаешь?
Майя ответила не сразу. Некоторое время они стояли под большим мокрым деревом, стараясь не глядеть друг на друга.
— Ладно, пошли… — прошептала она наконец.
— Черт!
— Что с тобой? — испугалась Майя.
— Ничего. Пошли, пошли…
— ТЫ МНЕ НЕ ОТВЕТИЛ, ААРНЕ…
— Что ты спросила?
Аарне понял.
— Извини… За что я тебя люблю? — Он остановился. — Знаешь, может быть, я не так люблю тебя, существующую… Я очень люблю ту девушку, которой ты когда-нибудь обязательно станешь! Обязательно! Веришь? Скажи, веришь?
— Я не знаю.
— Я заставлю тебя измениться, слышишь? Я знаю, что ты сможешь. Ты должна найти свою цель, слышишь?
— Заставь меня, — улыбнулась Майя. — Прошу!
— Как?
— Ну хотя бы стукни меня…
— Перестань. Ты будешь рисовать. Я не приду к тебе раньше, чем ты что-нибудь сделаешь.
— Хорошо.
Шел мелкий теплый дождь. Асфальт мерцал в свете неоновых ламп, как во сне.
— Весна, — сказал Аарне.
— Нет. Еще будет снег…
— А ты посмотри — весна в воздухе!
Действительно, было хорошо. Верилось, что весна придет, несмотря ни на что.
В ЛУЖАХ ОТРАЖАЛОСЬ СОЛНЦЕ, между лужами чернела грязь. В черном пальто было жарко. Аарне поднялся по лестнице и привычным движением открыл дверь. На лестнице лежал свернувшись рыжий кот. И ему было тоже тепло.
Окна комнаты выходили на север. Было прохладно и тихо. Аарне швырнул папку на диван и сел.
Вошла тетя Ида.
Посмотрев на нее, Аарне почувствовал, что не все в порядке. Она никак не могла начать. Пройдя по комнате, она подошла к столу, взяла оттуда спицу, повертела ее в руках, постучала ею по столу и, наконец, положила обратно в ящик. Затем поглядела в окно и вздохнула. Аарне, не поднимая головы, раскрыл первую попавшуюся книгу. Он чувствовал, что тетин взгляд обращен на него. Это продолжалось секунд двадцать. Наконец Аарне поднял голову. Тетя ждала именно этого момента.
— Где третий том моей энциклопедии?
— Что?
— Я спрашиваю, куда ты дел третий том моей энциклопедии?
— Почему именно я его куда-то дел?
Тетя криво усмехнулась:
— Будь честным, Аарне, и все будет хорошо. Ну, я понимаю…
— У меня его нет.
— Ну, я понимаю, тебе были нужны деньги, что же делать, и ты его продал… да?
— Я уже два раза сказал, что у меня нет никакой энциклопедии.
Тетя выпрямилась, повернулась и села на диван. Поправив занавеску, она произнесла слегка изменившимся голосом:
— Старая дура… Я действительно была дурой… Я все еще надеялась и верила. Я надеялась до этой минуты. — Тетя приняла несколько театральную позу. — Теперь моя надежда угасла. Я надеялась три года. Я верила, что ты вырастешь настоящим мужчиной, настоящим мужчиной. Я бы все тебе отдала, всему бы научила…
Тетя закрыла лицо руками. Видны были только глаза — мокрые, остекленевшие. Молчание. На улице какая-то девчушка прыгала по лужам.
Неожиданно тетя вытерла глаза и засмеялась. Смех прозвучал фальшиво и неуместно. Даже жутковато. Она заговорила совсем другим тоном — легко и весело.
— Да, вот так-то. Мне Итти вчера рассказывала: был хороший мальчик, сын доктора Ральфберга, да, действительно, хороший. И одет хорошо, интеллигентный. Друг у него был, тоже очень симпатичный… — Время от времени она смотрела в окно. — Именно сейчас я об этом вспомнила… Смешно, да, ха-ха? Да, и он убил своего друга, кажется ножом, и запихал его в сточный колодец. Да вот так она, эта жизнь, и идет… Конечно, ночи напролет он где-то шлялся, где уж его папочке было смотреть… Папаша думал, что его сын будет писателем, ха-ха-ха…
