— Понимаю. Но в любом случае «суд» не произведет такого впечатления, какого хотелось бы. Люди отошли от войны, люди хотят танцевать!
Индрек странно усмехнулся.
— Значит, воздействие может оказать лишь сама война?
— Да. Но какая польза мертвым от урока?
Аарне сильно ударил друга по плечу.
— Пусть смотрят и слышат живые. Ты не веришь, Андо?
— Нет.
— Почему? Чему ты, собственно, не веришь?
— Я не верю, что этот цирк может спасти мир. Если война будет, то будет независимо от того, читаем мы свои стишки или нет.
Индрек нахмурился.
— Ты ждешь войны?
— Оставь… В конце концов, это не важно. Она начнется, если в этом есть необходимость…
— Как ты это объяснишь?
— А с какой стати я должен объяснять? Почитай лучше сонник. В общем-то я считаю, что ты и я, да и та девушка, идущая по коридору, и все мы — кто? — многозначительно заключил он.
— Ну? — спросил Индрек, не вынимая из карманов рук.
— Вот — ты, я и та девушка. А кто мы все вместе? Этого никто не знает. Человека понять можно, а людей — никогда.
— И охота тебе так говорить и людей пугать?
— Может, люди должны жить иллюзиями?
— Иллюзии никуда не денутся, — махнул рукой Индрек, — стоит ли их разбивать?
Андо усмехнулся горько и высокомерно. На улице стемнело. Зажглись огни.
Литературный суд прошел удачно. К концу выяснилось, что в подготовке к вечеру участвовал почти весь класс. Для постановки потребовались техника, освещение, звуковое оформление и еще многое другое.
Потом были танцы. Иво под аккомпанемент оркестра исполнял в духе джаза «Не могу молчать», притворяясь, что поет на иностранном языке. На каком именно — не разобрать. Да это и не интересовало танцующих, занятых друг другом. «Цветет, как в детстве, мой вишневый сад…» Наступала весна. Учительница Вернер отмечала про себя, кто с кем танцует. Небо было пугающе, опасно чистое.
После этого вечера в учительской стали говорить, что из выпускников еще может что-нибудь выйти.
Было пятое апреля.
ААРНЕ НЕ ХОТЕЛОСЬ ТАНЦЕВАТЬ. Он чувствовал себя усталым. Майя заметила это и сказала:
— Давай уйдем отсюда…
Они спустились по каменной лестнице. Музыка осталась где-то наверху. Все классы и коридоры были пусты.
— Давай посидим в каком-нибудь классе…
— А если кто-нибудь зайдет?
— Пусть заходит, нам какое дело!
Мимо школы проезжали машины, по темным стенам время от времени скользил свет. Где-то далеко играл оркестр. Майя села за первую парту.
Аарне подошел к окну и посмотрел в ночь.
— Ты никогда не думал, кем мы будем? — услышал он неожиданно голос девушки.
— Я не знаю… Почему ты спрашиваешь? Я не знаю.
— Ты хочешь стать знаменитым?
— А ты хочешь?
— Нет. Не хочу. А ты?
— Да, — ответил Аарне.
— Тогда станешь.
— Может быть… Знаешь, я не то чтобы хочу быть знаменитым, я хочу, чтобы меня любили. Слава бывает разная. Ильзе Кох тоже была знаменита. Я хочу, чтобы меня любили, понимаешь?
— Кто-то идет…
В конце коридора послышались шаги, все ближе, ближе… Еще. Еще ближе. Аарне встал.
Шаги прошли мимо.
— Если бы это была Вельтман… — Майя улыбнулась. Аарне не видел ее лица, но чувствовал, что она улыбается. И улыбнулся тоже.
— Ничего, старая дева до смерти бы напугалась! — Но он знал, что все это не так уж просто. Если бы это была Вельтман и если бы она открыла дверь темного класса… Ну, да чего уж там!
— О чем мы говорили?
— О любви и славе.
— Да, но любовь и слава придут сами, если будешь работать. Таммсааре тоже это говорил.
— Ты будешь знаменитым.
— И ты тоже, Майя.
— Нет, нет, нет.
— Будешь.
— Нет.
— Почему ты так говоришь?
— Из меня ничего не выйдет.
Аарне подошел ближе.
— Ты опять за свое! Я сказал, что выйдет. Я чувствую.
— Нет.
— Я знаю.
— А я не знаю, Аарне.
Аарне подсел к девушке и обнял ее за плечи. Парта была ужасно маленькой и неудобной, здесь, вероятно, занимался какой-нибудь третий класс. Аарне почувствовал себя ребенком.
— Ты рисуешь?
— Нет.
Аарне надолго замолчал. Слова девушки ошарашили его. Это все уже стало надоедать.
— Почему?
— Не умею.
— Умеешь.
— Нет.
— Майя… — Аарне крепко обнял девушку. Майя на него не глядела, и Аарне пришлось силой повернуть ее голову к себе. Внизу, на улице, проехала машина. Свет скользнул по лицу Майи, и Аарне заметил, что она сейчас заплачет. Он отпустил ее.
Тишина.
Когда-то Майя сказала: «Я все смогу, если ты мне поможешь…» Как же ей помочь теперь? Как? Ну скажите же, как?
Никто не отвечал.
Майя прошептала:
— У меня ничего не выходит. Позавчера порвала четыре рисунка. Не выходит ничего. У меня ничего не выходит…
Аарне гладил ее волосы.
— Майя, я ведь с тобой, да? Майя, жизнь — ужасно трудная штука, но все проходит. Я верю, что трудом можно всего добиться. Всегда добивались.
— Майя, ты хочешь быть художницей?
— Очень.
— И ты не обманываешь?
— Зачем же мне обманывать?
— Извини… Если хочешь, то сможешь! А ты… я понимаю, работать тяжело и скучно. Но со всем можно справиться…
— Я не могу…
Юноша не знал, что еще сказать. Майя опустила голову на парту. В огромном здании хлопали двери. Наверху играл оркестр. Аарне посмотрел на часы, они показывали только четверть одиннадцатого. Еще одно усилие!
— Майя, ты меня слышишь? — Он приподнял ее за плечи и встряхнул. — Майя! — закричал он. — Майя, ты будешь опять работать, слышишь! Будешь, если любишь меня!
