…В коридоре послышались чьи-то шаги.
Эда.
— Ты уже здесь?
— Да.
— Математичка не пришла?
— Нет.
Эда встала у соседнего окна. Она действительно очень изменилась. Они долго молчали. Аарне хотелось сказать что-нибудь, хотя бы два слова, но он боялся, что Эда не ответит. Странно говорить, не получая ответа. Это похоже на диалог с пустотой. Изредка из классов доносились голоса. У вечерней смены шел второй урок. По двору прошел истопник, держа в руке какое-то ведро. Два малыша играли с полосатыми, красно-белыми санками. По улицам ехали груженые автомобили. Это было все.
— Куда она пропала?
Эда нетерпеливо отвернулась от окна.
— Ты измазалась известкой, — сказал Аарне.
— Где?
— Сзади. Давай, я помогу…
Черное платье девушки было испачкано где-то у левого плеча. Беда была невелика, и после нескольких сильных взмахов пятно исчезло.
— Эда…
— Что?
— Скажи честно, что с тобой случилось?
— Со мной?
— Да, с тобой?
— С чего ты это взял?
— Я же вижу. Неужели ты думаешь, что…
— Тише… Кто-то идет.
Аарне немного отступил от Эды. Шла учительница математики Вельтман.
— Ну, так вы здесь…
Учительница Вельтман умела всегда улыбаться, она улыбалась даже тогда, когда все другие уже плакали. Речь идет, конечно, об учениках. Но когда ученик улыбался в ответ, Вельтман сразу же становилась серьезной. Аарне не стоило бы улыбаться, говоря:
— Да, мы здесь…
— Я и сама это вижу. Но лучше было бы и для меня и для вас, если бы мы здесь не встретились…
Это была ирония. А может быть, и юмор. Но все-таки, наверное, ирония, потому, что на юмор ученик может ответить тем же. Здесь же оставалось только молчать, признавая правду.
Учительница Вельтман была молодой худощавой женщиной. Она великолепно вела свой предмет. Более полутора часов она прозанималась с двумя учениками. Она честно исполнила свой долг. Никто не мог теперь упрекнуть ее в недостаточной работе с отстающими. Стрелки приближались к пяти, когда она почувствовала, что устала. Принципиально она дала Аарне решить еще один пример. В пять часов она встала и разрешила двум грешникам отправиться домой.
Аарне и Эда спустились по гулкой лестнице в раздевалку. Они молчали. На улице Аарне повторил вопрос, заданный два часа назад. Ответа не последовало и на этот раз. День был по-прежнему серым. Эда сметала темно-красной перчаткой снег с заборов. Аарне видел ее профиль, и ему казалось, что рядом с ним идет несчастный человек. Но где взять счастье для Эды? Иногда его не поймать и бреднем, не говоря о пяти тонких пальцах.
— Ты куда идешь? — спросил он.
— Куда! Куда мне идти?
Аарне пожал плечами.
— Погуляем немного…
— Нет. Мне не хочется.
— А чего тебе, собственно, хочется?
— Ничего.
Как трудно иногда разговаривать с девушкой… Особенно днем. Но вскоре Эда тихо сказала:
— Свинья!
— Кто?
— Сам знаешь.
Аарне, стараясь быть тактичным, больше ни о чем не спрашивал. Вначале он решил, что это определение относится к учительнице Вельтман. Но, взглянув на Эду еще раз, он сразу же понял, о ком идет речь.
— Тийт?
— Да.
Опять наступило молчание, так как он не знал, о чем еще спросить. Ответ был исчерпывающим.
— А ты… его любишь?
Эда повернула голову и удивленно посмотрела на Аарне, посмотрела так, что он поспешно добавил:
— Ты извини, я слишком прямо…
— А… — пробормотала Эда и махнула рукой. Аарне заметил, как неуверенно она ступает. И причиной этой неуверенности наверняка был не лед, лежащий под снегом. Аарне почувствовал себя лишним. На следующем углу он остановился.
— Ну ладно… Ты идешь домой?
— Я не знаю.
— Перестань, Эда… Ну, я пошел тогда… Ты не сердишься?
— Нет.
Аарне внимательно посмотрел ей в лицо, но едва ли там можно было что-нибудь прочитать. Наконец она улыбнулась. Едва заметно.
— Прощай!
— Прощай!
Аарне оглянулся четыре раза. Эда исчезла в наступавших сумерках.
В ОДИН ИЗ ТАКИХ ДНЕЙ тетя Ида удивила племянника неожиданно агрессивной улыбкой:
— Ты знаешь, Аарне, что у меня все-таки осталась и навсегда останется надежда? Слышишь?
— Да, слышу.
— У меня все еще есть надежда, эта упрямая надежда. Я все еще верю…
Тетя расчувствовалась.
— Это старая эстонская вера, всегда помогающая нашему народу. Почему-то я верю, что ты когда-нибудь поймешь. Также я верю, что наша земля еще будет свободной…
— Да?
— Аарне, я знаю, сейчас ты насмехаешься надо мной. Неужели ты действительно не понимаешь, что такое свобода?
— Что же?
Казалось, тете хочется поговорить. Все объяснялось очень просто. Настроения последнего месяца коснулись и ее, кроме того, она хорошо видела, что игнорирование и жестокость как воспитательные методы не принесли успеха. Она замечала, как парень с каждым днем все больше ускользает из рук. Кроме того, ей было необходимо с кем-то поделиться своими мыслями. Тетя Ида все еще любила Аарне, и во имя любви она была готова на все. Из альтернативы — голод или джентльмен — мальчик должен был выбрать последнее. Потому что…
— Свобода? Свобода означает то, что ты мог бы сейчас быть самостоятельным человеком.
— Что?
— Ну, если не им, то другим кем-нибудь. Какое это имеет значение? Главное — ты был бы кем-то. А сейчас ты ничто…
— Да?
— Конечно. Свобода еще не означает, что ты можешь приходить домой, когда тебе заблагорассудится. Это ничего не значит. — Тетя помолчала и кивнула в сторону окна.
