О воспитании. Записки матери - [34]

Позже появляется ложь уже более осмысленная, более корыстная. Вспомните, например, прекрасный рассказ Драгунского «Тайное становится явным». Или — подобный случай из жизни: одна моя подруга рассказывала, что в детстве, если не хотела есть суп, то улучала момент, когда мама выходила из комнаты, и выливала суп в диван. У них был старый диван, пёстрая обивка которого была довольно грязной и имела множество пятен. Она приподнимала покрышку и лила жидкость прямо на обивку; это было не очень заметно, просто прибавлялось еще одно пятно. Не знаю уж, почему не появлялся запах, видимо, она проделывала это не слишком часто. (В обоих этих случаях виноваты, в общем-то, взрослые: нечего заставлять ребёнка есть то, чего он не хочет.)

Важно дать понять ребёнку, что ложь неприемлема не только потому, что «тайное становится явным». В рассказе Драгунского всё могло кончиться иначе. Если бы не подвернулся под Денискину манку тот гражданин в шляпе или сам Дениска вёл бы себя более осмотрительно, мама, скорее всего, так и считала бы, что послушный сын съел кашу, и они мирно пошли бы в Кремль. В жизни далеко не всегда тайное становится явным, иногда к сожалению, а иногда и к счастью. Главное, что ребёнок должен уяснить — насколько ложь и недоверие портят отношения между людьми и что такие вещи между близкими людьми недопустимы.

Одной из причин детской лжи, как в описанных выше двух случаях, может быть Ваша повышенная требовательность. Например, если Вы слишком сильно ругали или наказали ребенка за разбитую тарелку, то в следующий раз из страха перед наказанием он может попытаться скрыть подобный проступок, спрятав осколки под диван. Этот обман скоро раскроется. При этом на вопрос: «Кто разбил тарелку?» ребёнок, обманывая Вас, может ответить по-разному:

промолчать;

ответить: «не я» или «не знаю»;

ответить, например: «сестра».

Первый вариант — самый невинный. Ребёнок не решается признаться в своём проступке, но и не лжёт; он просто умалчивает, у него не хватает мужества признаться. Ну, а третий вариант, конечно, самый некрасивый: он не просто лжёт, а оговаривает другого человека. Бывает и ещё более отвратительная ситуация: ребёнок видит, что родители ругают и наказывают за его проступок сестру, но молчит. Это тот случай, когда умолчание не лучше прямой лжи. Такое поведение, хоть и выглядит безобразно, но вполне объяснимо. Чем меньше ребёнок, тем оно более простительно. Ребёнок растёт, пробует разные модели поведения, и не удивительно, что совершает при этом какие-то промахи. Нередко бывает, что собственный проступок производит на него весьма гнетущее впечатление, хотя он ещё не знает, что люди называют этот гнёт совестью. Многие взрослые люди могут вспомнить из своего детства подобные эпизоды; они и запомнились именно потому, что послужили уроком. Взрослым тут не стоит ужасаться «испорченности» ребёнка, но и без внимания такие поступки, надеясь только на его совесть, оставлять нельзя. Надо так или иначе дать ему понять, что подобным образом вести себя стыдно. Если он пытается свалить вину на кого-то другого — это уже не один, а целых три проступка: разбитая тарелка, ложь и клевета, и разговор с ним должен касаться всех этих провинностей, особенно второй и третьей.

Однако не всегда обман раскрывается так быстро и очевидно. Если Вы с достоверностью не можете утверждать, что ребёнок в чём-то провинился, а он отрицает свою вину, во многих случаях стоит ему поверить (или даже сделать вид, что верите) и надеяться, что наказанием ему будут муки совести. Отношения доверия ценнее, чем разбитая тарелка и даже, пожалуй, чем справедливое наказание.

Помню такой случай из детства; мне было лет десять. Я задержалась с прогулки, мама, конечно, стала меня ругать, а я решила ей соврать. Сказала, что спросила время у какой-то тётеньки, а она меня обманула, да ещё и злорадно при этом усмехнулась. Как я теперь понимаю, маме сразу стало очевидно, что я лгу: уж больно неискусно я это делала. Она, выслушав меня, спросила: «Ты правду говоришь?» Я поняла, что она не поверила моему рассказу, но мне, как я считала, ничего не оставалось, как упорствовать в своей лжи. Поэтому я обиженно пробурчала: «Да». Продолжения этот разговор не имел; мама не стала обвинять меня в обмане, не имея очевидных улик. Тем не менее, этот случай помню до сих пор, помню отвратительное ощущение униженности от своего же вранья и от его очевидности для мамы. Думаю, это пошло мне на пользу не меньше, а может быть, и больше, чем если бы меня наказали за враньё.

Если Ваши отношения с ребёнком строятся на принципе сотрудничества, то с уверенностью можно утверждать, что лжи Вы будете слышать меньше, чем при авторитарной системе воспитания. В Ваших общих с ребёнком интересах вести себя таким образом, чтобы он не замалчивал свои неприятности, не уверял Вас постоянно, что у него всё в порядке, а обращался к Вам со своими бедами. А для этого стоит по возможности большинство его проступков рассматривать не как его вину, а как общую (его и Вашу) неприятность. В частности, плохие оценки в школе.

Однако Вы должны быть готовы к тому, что ребёнок всё же время от времени будет Вас обманывать. Вряд ли на свете есть много людей, ни разу в жизни не обманувших родителей. Вспомните хотя бы себя. Какими бы доверительными ни были отношения, ребёнок или подросток (впрочем, так же, как и взрослый человек) всё-таки нередко кривит душой, кто-то больше, кто-то меньше. Например, он может умолчать о чем-то, чтобы не огорчать родителей, которые слишком навязчиво, по его мнению, волнуются за его безопасность.