О влиянии Дэвида Боуи на судьбы юных созданий - [6]

– И хорошо, парень. Ты прав. Они все козлы. Живи своей жизнью. А что ты делаешь целыми днями?

– Пытаюсь понять, чем хочу заниматься. Размышляю.

– Ты с этим поаккуратней, не стоит слишком парить мозги, чем больше ты размышляешь, тем вернее додумаешься до какой-нибудь хрени.

Стелла возводила глаза к небу, пыталась вмешаться и вернуть меня на путь истинный, но ничего не могла поделать против нас двоих. Я втихаря играл на рояле у родителей Алекса, говоря себе, что это не может длиться вечно и нужно пользоваться моментом. В коллеже мне предложили остаться на второй год, Стелла пристала ко мне, как клещ, чтобы я не упустил этот шанс. Я понимал, что слишком поздно начал и недостаточно работал, чтобы стать профессионалом; не так уж много пианистов требуется на этой земле, особенно если у них нет особых способностей и они не умеют играть вместе с другими музыкантами, но мне было плевать. Когда я решил уйти из коллежа, Стелла пошла на отчаянный шаг: она отправилась к родителям Алекса, чтобы попросить закрыть для меня двери их дома и убедить продолжить учебу; они словно с луны свалились, узнав, что я практически все время проводил у них. Я и сейчас помню их разговор на кухне. Стелла объясняла им, что они должны сделать, а я не желал участвовать в этой экзекуции, ушел в гостиную и стал играть. Для себя. Помню, я наигрывал «Yesterday», когда увидел, как зашла Стелла. Она впервые услышала, как я играю. Прислонилась к роялю и прикрыла глаза. Я отлично видел, что она внимательно слушает и ей нравится, поэтому пустился в вариации, фиоритуры и повторы. Длилось это довольно долго, минут десять – самая длинная известная интерпретация этого отрывка.

Наконец я остановился.

– Где ты научился?

– Да так, сам.

– И много вещей ты знаешь?

– Я не считал. Несколько десятков. Сейчас работаю над Синатрой. Знаешь такого?

Она ушла, не ответив.

В сентябре, когда стало окончательно ясно, что я ухожу из коллежа и не пойду в лицей, Стелла предложила мне играть в ее ресторане. Я был уверен, что у меня ничего не получится, это будет ужасно, посетители станут жаловаться, но она сумела найти слова, которые меня убедили:

– Будешь играть что хочешь. Классику, эстраду или джаз. Поддерживать этакую британскую атмосферу. Никто по-настоящему не слушает. Если будешь плох, никто на самом деле не врубится, если хорош, то, по правде говоря, тоже. Погоди, я должна все-таки спросить у твоей матери.

Лена пришла в полное изумление:

– А ты что, умеешь играть на рояле?

Мы отправились в «Беретик», она послушала меня и скривилась:

– Паршивый музон. Каша какая-то! Как ты можешь играть такую хрень?

Казалось, она успокоилась; для нее было совершенно очевидно, что звуки, которые я производил, нельзя назвать музыкой. Но я взялся за дело. Хотя пианино у Стеллы было не ахти. «Чеппел» с тремя педалями, корпус на колесиках, регулируемый по высоте табурет, обитый мольтоном, – никто не мог объяснить, каким образом этот лондонский инструмент приземлился на берегах канала Сен-Мартен. Стелла нашла его в подвале, забытым под брезентовым чехлом, и велела настроить. В своем черном лаковом корпусе оно неплохо смотрится, но низы у него смазанные, и поэтому звуку не хватает четкости и теплоты. К счастью, всем на это плевать. Я играю у Стеллы шесть вечеров в неделю. Кроме воскресенья, когда ресторан закрыт. И я в полном кайфе. Это именно то, чем я хотел заниматься. В другие времена я стал бы пианистом в борделе, к сожалению, их закрыли, или же в кабаре, но их больше не существует, еще я хотел бы быть тапером в немом кинематографе, аккомпанируя фильмам, в Америке я работал бы пианистом в салуне, прекрасная была бы жизнь, но я живу здесь и сейчас, мог бы подвизаться в чайном салоне или в гостиничном баре, но тружусь в ресторане, и меня это вполне устраивает. Я здесь, чтобы создавать атмосферу, а не демонстрировать свои таланты. Если посетители думают, что музыку передают по радио, тем лучше. Я играю что хочу, могу целый час импровизировать на тему «Comme d’habitude»[9], и никто этого не заметит. Я открыл забытых певцов с потрясающим репертуаром и знаю наизусть все песни «Platters»[10] и Адамо. Я играю и по заказу: японки обожают «Tombe la neige»[11], американки – «La vie en rose»[12], итальянки – «Only You»[13], англичанки тают от «Les Feuilles mortes»[14]. А когда им нравится, они обступают пианино, некоторые подпевают, и чаевые сыплются. Оно и к лучшему, потому что, при всех Стеллиных достоинствах, она немного прижимиста, руководит своим рестораном железной рукой и, хотя сама из левых, с деньгами расстается неохотно. Вначале я играл бесплатно. Она утверждала, что оказывает мне услугу, раз уж я могу упражняться, и мне это поможет в будущем, добавив строчку к трудовой биографии, которая довольно скудна. И потом, у меня же остаются чаевые. От Стеллы ничего не укроется, и она прекрасно видела, что ее клиентки щедры со мной. Но я настаивал, и через три месяца она стала платить мне по двадцать евро за вечер.

Платить «по-белому».

Она утверждает, что ей это стоит вдвое дороже. Я навел кое-какие справки и возмутился, что она перегибает палку, так что через полгода она подняла выплату до тридцатки. Это было два года назад, и хотя днем у меня другая работа, несколько недель назад я потребовал прибавки до пятидесяти евро.