О вечном - [37]

Далеко за его покоится спиной

Корзинка полная. Лиса к корзинке той

Протягивает нос и с хитростью искусной

Нежданно у него съедает завтрак вкусный.

Он видит воровство, но этим не смущен,

Работой начатой всецело поглощен.

Сей посох я готов отдать для той же цели,

Меж тем ценю его не менее свирели.

МАРГО

Я победителю в награду принесу

Дрозда. Его на клей поймала я в лесу;

И расскажу, как стал рабом моей он клетки

И как родимые запамятовал ветки.

Я слушала его, забравшись в наш лесок;

Мне нравился полет его и голосок,

И платье черное над горделивым станом,

И клюв его, как будто бы пропитанный шафраном.

Узнала место я, откуда он певал,

Где перышки в жару дневную омывал.

Брег ветками устлав с изрядным слоем клея,

Где воду верхнюю тревожит ветер, вея,

В траву я спряталась у ближнего куста

И стала ждать, чтоб пить явилась птичка та,

И только зной дневной палить стал землю сильно,

И роща пышная, ветвями изобильна,

Бессильна стала скрыть жар солнечных лучей,

И жаждою томить он стал сердца зверей,

Как дрозд, открывши рот, с отвисшими крылами,

Томимый жаждою, спустился над ветвями

На клейкий бережок и протянул — глядишь, —

Головку, чтобы пить (бедняжка думал лишь

Об удовольствии), как вдруг крылом и шейкой

Он неожиданно прилип к той смазке клейкой.

Вот перья все в клею; не то, что улетать,

Прыжками мелкими он только мог скакать.

Я тотчас же бегу и быстро похищаю

Свободу сладкую, под платье забираю,

Из прутьев лабиринт плету ему сама, —

И куст родной ветлы уже ему — тюрьма.

Он — в клетке; и с тех пор, уйдет ли солнце в воды

Иль кажет золото косы очам природы,

И в самую жару, когда ложится скот

И жвачку медленно под ивами жует,

Я так блюла его и так шептала в ухо,

Что чрез пятнадцать дней он стал уж чудом слуха;

Он песню сельскую забыл в немного дней,

Меж тем запоминал уроки посложней,

Любовью полные. Одно произведенье

Храню я в памяти, хотя изобретенья

Обычного, но все ж скажу его ясна

Чтобы для всех была того дрозда цена:

«Ксандрэн, ты розан мой, гвоздичка, друг мой сладкий,

Тебе принадлежу и весь мой скот!

И солнце, что ни ночь, идет на отдых краткий,

Но от любви к тебе Марго не устает!»

И знает тысячи он песенок прелестных;

Он от пастушек их запомнил местных,

Затем что выучит он все, что ни споешь.

И хоть он дорог мне, его я ставлю все ж.

СОЛОВЕЙ

Мой друг залетный, соловей!

Ты вновь на родине своей,

На той же яблоневой ветке

Близ темнолиственной беседки,

И, громкой трелью ночь и день

Родную наполняя сень,

Спор воскрешаешь устарелый —

Борьбу Терея с Филомелой.

Молю (хоть всю весну потом

Люби и пой, храня свой дом!),

Скажи обидчице прелестной,

Когда померкнет свод небесный

И выйдет в сад гулять она,

Что юность лишь на миг дана,

Скажи, что стыдно ей, надменной,

Гордиться красотой мгновенной,

Что в январе, в урочный срок,

Умрет прекраснейший цветок,

Что май опять нам улыбнется

И красота цветку вернется,

Но что девичья красота

Однажды вянет навсегда,

Едва подходит срок жестокий,

Что перережут лоб высокий,

Когда-то гордый белизной,

Морщины в палец глубиной,

И станет высохшая кожа

На скошенный цветок похожа,

Серпом задетый. А когда

Избороздят лицо года,

Увянут краски молодые,

Поблекнут кудри золотые,

Скажи, чтоб слезы не лила

О том, что молодость прошла,

Не взяв от жизни и природы

Того, что в старческие годы,

Когда любовь нам не в любовь,

У жизни мы не просим вновь.

О соловей, ужель со мною

Она не встретится весною

В леске густом иль средь полей,

Чтоб у возлюбленной моей,

Пока ты славишь радость мая,

Ушко зарделось, мне внимая.

АМАДИСУ ЖАМЕНУ

Три времени, Жамен, даны нам от рожденья:

Мы в прошлом, в нынешнем и в будущем живем.

День будущий — увы! — что знаешь ты о нем?

В догадках не блуждай, оставь предрассужденья.

Дней прошлых не зови — ушли, как сновиденья,

И мы умчавшихся вовеки не вернем.

Ты можешь обладать лишь настоящим днем,

Ты слабый властелин лишь одного мгновенья.

Итак, Жамен, лови, лови наставший день!

Он быстро промелькнет, неуловим, как тень,

Зови друзей на пир, чтоб кубки зазвучали!

Один лишь раз, мой друг, сегодня нам дано,

Так будем петь любовь, веселье и вино,

Чтоб отогнать войну, и время, и печали.

ПРИНЦУ ФРАНЦИСКУ, ВХОДЯЩЕМУ В ДОМ ПОЭТА

Убранством золотым мои не блещут стены,

Ни в мрамор, ни в порфир мой дом не облачен,

Богатой росписью не восхищает он,

Не привлекают взор картины, гобелены,

Но зодчий Амфион в нем дар явил отменный,

Не умолкает здесь певучей лиры звон,

Здесь бог единственный, как в Дельфах, Аполлон

И царствуют одни прекрасные Камены.

Любите, милый принц, простых сердец язык,

Лишь преданность друзей — сокровище владык,

Оно прекраснее, чем все богатства мира.

Величие души, закон и правый суд —

Все добродетели — в глуши лесов живут,

Но редко им сродни роскошная порфира!

ШАЛОСТЬ

В дни, пока златой наш век

Царь бессмертных не пресек,

Под надежным Зодиаком

Люди верили собакам,

Псу достойному герой

Жизнь и ту вверял порой,

Ну а ты, дворняга злая,

Ты, скребясь о дверь и лая,

Что наделал мне и ей,

Нежной пленнице моей

В час, когда любви утехи

Мы вкушали без помехи,

Превратив каморку в рай,

Ну зачем ты поднял лай?

Отвечай по крайней мере,

Что ты делал возле двери,

Что за черт тебя принес,

Распроклятый, подлый пес?

Прибежали все на свете:

Братья, сестры, тети, дети, —