О Тех, Кто Всегда Рядом! - [27]

Так и спешу через огороды, лезу через помойки навстречу завтрашнему дню. На голову проливается дождь, но я не останавливаюсь переждать его — мои часы стремительно уходят. Если я быстро не выберусь из города, то могу уже и не пытаться этого сделать. А дождик — вовремя, смоет следы, спрячет мою дорогу.

Утро пришло, когда я проехал не меньше четырех лиг. Город уже давно скрылся за травянистыми холмами, мне хочется спать, но я упрямо движусь вперед по размокшей колее, от одного холма до другого. Дорога моя петляет неподалеку от основной — каменной, иногда убегая на пару полетов стрелы, а иногда подбираясь вплотную. Еще очень рано, она пустынна и мне это нравится — мое дело теперь почти разбойничье: чем меньше глаз меня увидят, тем целее шкура сохранится.

Птички поют, пахнет сеном, слегка — навозом, и немного тянет сыростью, в низинах туман собирается белесыми облачками, легкий ветерок ерошит волосы и ласковое солнце сушит вымокшую насквозь одежду. Размеренный шаг моей кобылы — Феи — убаюкивает, и я почти проваливаюсь в дрему, когда вслед за дорогой мы выбираемся на вершину холмика и лошадка замирает, а я пробуждаюсь, потому что вижу, как моя колея через сотню шагов пересекается с мощеной камнем дорогой, а по той тащится обоз. Человек на полста, по виду — то ли деревня какая-то переезжает, то ли беженцы: возы со скарбом, кибитки на колесах, следом за каждым плетется три-четыре коровы, чуть сбоку и впереди от каравана с полсотни овец под присмотром двух мальчишек на лошадях. А навстречу им, а ко мне уже спинами несутся трое Анку. Мне не видно масок, но по плащам, по вороным конякам — сущим отродьям Преисподней — гадать не нужно. Никто другой так наряжаться не станет.

Я сдаю назад, спешиваюсь, забиваю заготовленный колышек в землю и надежно привязываю к нему Фею. На морду ей надеваю торбу с зерном — теперь какое-то время она будет жевать.

— Не грусти, красивая, — шепчу ей в ухо и ласково шлепаю по шее пару раз. — И никуда не уходи!

Сам по мокрой траве ползу наверх и осторожно выглядываю.

Анку будто спотыкаются около овец, разъезжаются полукругом и о чем-то спрашивают мальчишек. Мне, разумеется, ничего не слышно, но жесты и людей и Этих красноречивы. Обоз останавливается, Остроухие выдергивают из первой кибитки какого-то заспанного мужика и начинают проверять: в его руках мелькают подорожные, из телег вылезают недовольные люди и выстраиваются в шеренгу вдоль замершего табора.

Двое идут вдоль линии людей, спрашивают имена и сличают с документами.

Анку проверили уже две трети народу, когда в конце шеренги у кого-то не хватает духу дождаться своей очереди и человек резко срывается с места, пересекает дорогу с замершими возами и устремляется в поле. Он бежит быстро, мне даже кажется, что у него есть шанс добежать до рощицы и затеряться там, но, видимо, он так же как и я — не знает, на что способны Остроухие.

Потому что двое Этих буквально взлетают над землей и табором — Святые Духи! Возможно ли такое? Они быстры — они так бесовски быстры, что даже просто уследить за их движением сложно. Они не бегут, они почти летят, и плащи их трепещут за спинами как крылья. Они как две большие вороны, пытающиеся взлететь. И с каждым прыжком им это удается все лучше и лучше. Даже собаки не бывают столь быстрыми!

Третий, оставшийся с людьми, выдергивает из-под плаща какую-то палку, делает над ней короткое движение и уже снаряженный лук смотрит в спину убегающему человеку. Щелчка тетивы не слышно, но беглец спотыкается, хватается за ляжку. Его бег замедляется, и все-таки он продолжает скакать дальше на подраненной ноге. Весь выстрел — от появления лука до поражения цели — два удара сердца!

Еще дед рассказывал, что никакому человеку справиться в одиночку с Остроухим не под силу. Я никогда не видел сам, на что они способны, а рассказы редких очевидцев принимал за обычные сказки. Но вышло, что все эти байки не передают и половины их стремительности, скорости и силы. Теперь мне становится окончательно понятно, что в честной борьбе у людей против них нет ни одного шанса.

Бедняга! Он надеялся удрать!

На спину дядьке приземляются сразу оба преследователя, на мгновение они все сливаются в какой-то копошащийся клубок, но он сразу распадается, один из Анку взваливает бедолагу к себе на плечо и они легким шагом возвращаются обратно. Это существо несет человека так, будто тот не весит ничего, будто и не человек это, а только легкое перо.

Его бросают на траву и один из Остроухих остается с ним. Он прижимает свою жертву ногой к земле и внимательно следит за остальными.

Проверка заканчивается быстро — у всех оставшихся таборян документы в порядке.

Люди быстро разбегаются по телегам и обоз резво устремляется в путь — спешит быстрее покинуть Остроухих и их жертву. Коровы мычат, их награждают увесистыми тумаками, овцы блеют и путаются под ногами у лошадей, тянущих возы; вся эта суматоха и круговерть, охваченная страхом, постепенно удаляется и теряется между холмов.

Пока обоз на виду, Эти стоят и смотрят ему вслед, но едва за поворотом исчезает последняя телега, Анку собираются вокруг несчастного. Они о чем-то советуются, потом один опускается на колени и снимает маску! Очень далеко и мне не видно его нечеловеческой морды, но если он похож на тех, кто висели вниз головой в башне, то бедняге должно стать жутковато. Анку поднимает обе руки вверх, будто возносит молитву Святым Духам, потом резко бросает их вниз и сам склоняется над бедолагой.