О сапожнике Матоуше и его друзьях - [2]

Рисуя широкую картину революционных событий 1848 года (бои в Праге, выступление крестьян на помощь восставшим, поражение революции в Венгрии и т. д.), писатель выражал искреннюю убежденность в том, что не сломлена решимость миллионов людей бороться за социальную справедливость. «Окрепшие мускулы, за спиной — ранец с продуктами, в кармане — «Манифест», в голове — пламенная мысль, в сердце — великая надежда, в крови — страшная ненависть… Матоуш спешил туда, где в пламени восходило солнце».

Революция непобедима потому, что в мозг и сердце миллионов людей запали идеи борьбы за коммунизм, — вот что в эпоху реакции утверждал Сташек своим романом.

Оптимизмом, правдивостью в изображении жизни и борьбы народа, глубоким пониманием сложного процесса воспитания человека-борца сильно это произведение.

Однако и здесь, правда в значительно меньшей степени, чем в его других произведениях, сказалась ограниченность мировоззрения писателя. Идейная и художественная ценность романа нередко снижается идеалистическим толкованием вопросов общественной жизни и судеб отдельных людей. Вспомним, например, рассуждения автора о первых христианах, по поводу смерти старого учителя села Вранов, Розарки и некоторые другие.

Художественные достоинства снижаются также элементами натурализма.

Тем не менее роман «О сапожнике Матоуше и его друзьях» явился большим достижением чешской литературы. В пору черной реакции, когда буржуазная печать пропагандировала неверие в силы народа и воспевала разочарованную, поглощенную своими переживаниями личность, Сташек попытался создать образы борцов за освобождение трудящихся. Образы героев — Матоуша, Розарки, Заха, Войтеха Пехара и других — даны писателем в развитии и наделены индивидуальными чертами. Бунтарь Матоуш становится несгибаемым, убежденным борцом за идеи коммунизма. В ряды великой армии «могильщиков» буржуазии приходит и Розарка.

«Я тоже пролетарка-рабочая и живу своим трудом своими мозолистыми руками… Я хочу быть вашей сестрой. Я все равно пойду за вами», — говорит она Матоушу и Войтеху Пехару. И читатель этому верит.

Психологическая разработка характеров, мягкий народный юмор, богатство красок и ярких, образных сравнений в описании природы, песни, пословицы и поговорки придают роману своеобразие и прелесть.

ГЛАВА I

— Animas fidrelium! — выкрикивал сапожник Матоуш на хорах войковского костела, в то время как внизу священник совершал похоронный обряд над врановским учителем Стрнадом; Ружена Кикалова и Иржик Махачек пели в хоре; они правильно выговаривали латинское слово «fidelium», а Матоуш коверкал его.

Так соперники встретились у гроба старого учителя; каждый из них втайне мечтал занять место умершего и жениться на Ружене.

Деревня Вранов в Крконошах принадлежала к войковскому церковному приходу. В такой деревне, без костела, могли утвердить учителем и не умеющего играть на органе; довольно и того, если он иногда будет петь в хоре приходского костела. Петь умел и тот и другой; кроме того, Иржик играл на кларнете, а Матоуш пиликал на скрипке.

Священник помолился еще на могиле, и все трое, вместе с соседями, вернулись в свою деревню. Во Вранове было два трактира: один на пригорке — для зажиточных крестьян, другой в ложбине — для бедняков и рабочих. Иржик направился в верхний трактир, Матоуш — в нижний, Розарка[1] пошла домой к отцу. В обоих трактирах пили за упокой души усопшего и вспоминали о нем. Да и было о чем вспомнить.

Учитель умер как раз во-время: ранней весной 1847 года. Он не приспособился бы к новым порядкам в мире, которые уже давали о себе знать. Шестьдесят лет он учительствовал в этой деревушке один, без помощника. И хотя ученики теснились только в одной комнате, а школа, не имея постоянного помещения, часто переселялась из дома в дом, туда, где случайно находилось для нее место, он разделял учеников на классы. На первой лавке сидели «первачки» («дощечники»); эти еще только учили азбуку. Буквы были напечатаны на плотной бумаге, а бумага наклеена на дощечки, называемые «пунтиками». Дощечки с рукояткой внизу были очень удобны для мальчишек, в драке они мелькали в воздухе, как маленькие палицы. За дощечниками сидел следующий класс — «букварники», читавшие по окладам; за ними, на последних лавках, размещался старший класс — «читатели», с библией и катехизисом.

Добрый Стрнад пришел в деревню совсем молодым, когда ему не было и двадцати лет. Теперь мало кто из соседей помнит об этом. В своей жизни он не видел ничего, кроме села, где родился, города, где посещал «препаранду», как в то время называли учительские институты, и, наконец, окрестностей подкрконошской деревни, где был учителем. Этим ограничивались его представления о мире и географии. Старики рассказывают, что в молодости учитель умел немного говорить по-немецки, но потом и это немногое забыл. Под ударами его безжалостной, неумолимой линейки выросло много поколений. Он научил их писать, разумеется без соблюдения правил правописания, читать и — что было особенно важно — считать в уме. Крестьянки, вооруженные его методом, высчитывали на рынках и ярмарках стоимость покупаемых товаров быстрее продавца. А это, дорогие мои, было не так просто, как теперь при десятичной системе. Тогда считали по-разному: на серебро — в одном золотом шестьдесят крейцеров, и на ассигнации — в одном золотом двадцать грошей, а в каждом гроше ассигнациями — три крейцера.