О прожитом с иронией. Часть I (сборник) - [22]
И бит был он за свои шутки не раз. Как-то, порезав полосками газету, он ночью аккуратно засунул эти самые полоски между пальцев ног сокурснику и поджег их. И надо же, сокурсник боксером оказался, и довольно неплохим, к тому же весил за восемьдесят кг. Барабанов и хохотнуть не успел, как получил мощнейший удар под ребро. Шурку всем курсом откачивали, причем шутили при этом в его же стиле: «Ты что, не мог Петьке эти бумажки засунуть?» А Петька – это щуплый скромный паренек веса почти дистрофика.
– Да я ж хотел просто попробовать.
Вот и попробовал. Оказалось, накануне Барабанов услышал некую байку о подобных проказах в училищах ПТУ, вот и попробовал, вот и получил. Так и этого оказалось мало. Решил он подобный опыт на себе провести, все не верил, что может быть больно. Решил. Провел, орал при этом, как резаная свинюшка, аж дежурный по училищу прибежал. Вечером того же дня Барабанов пошел с повинной к нашему боксеру.
– Слушай, Гена, врежь мне еще раз, ну прошу тебя, разочек врежь мне еще. Дураком был, оно и действительно больно… Врежь, пожалуйста.
Конечно, никто ему не врезал. По Шуркиным глазам было видно, понимает парень, что пошутил плохо.
Ну вот что тут скажешь, вроде бы нормальный человек, зачем ему эти эксперименты. А смотришь на него – и ясно, что не ждать от него подвоха просто невозможно. Высокий, худой, с русыми, совершенно непослушными волосами, торчащие, как две саперные лопаты, уши, ну и глаза. Я недаром вторично говорю о его глазах. Шуркины глаза – это отдельная песня, вроде бы ничего интересного, так себе, серовато-голубого цвета, глаза как глаза. Но как они менялись. Это для исследователя просто ценнейший материал. Глядишь в эти невинные глаза, понимаешь – врет человек, а глаза кричат: «Ей-богу, не вру я!!! Ну честное слово, ей-бо…». Именно они, эти глазки, и были главной характеристикой Барабанова. Постоянным выражением Шуркиных глаз была абсолютная невинность, дескать, а я тут при чем? Но вот если в его мозгах зрел некий шутовской замысел – все, глаза темнели, брови при этом, как пиявки, резвились, и весь облик шалопута говорил – «Ну, я сейчас…». А дальше шло это самое «сейчас»…
В тот день Барабанов стоял в наряде помощником дежурного по КПП[2]. Служба несложная, проверяй пропуска и не пускай посторонних, а если не твоя смена, то или убирай территорию близ контрольного пункта, или отдыхай, но это, как правило, уже ночью. У КПП стояли машины офицеров, которые ездили на службу на личном транспорте. Обычно это было две-три машины, не более. И надо же, Шурка заинтересовался этим фактом. Для начала он стал доставать дежурного по КПП: «А почему это у режимного учреждения стоят легковые машины?» У дежурного не было других аргументов, кроме «отстань». Ладно, отстань так отстань, мы сами вопрос решим. В тот момент у КПП стояли три машины: автобус, поджидавший курсантов для поездки в город на занятие, самосвал на базе ЗИЛ-130 и легковушка начальника курса, как раз того, где учился Барабанов. Шурка с самым серьезным видом вышел к машинам – и прямиком к автобусу, где уже, ожидая старта, курили курсанты.
– Кто у вас тут старший?
Естественно, от Шуркиного взгляда никуда не деться. Старший нашелся мгновенно, это был командир учебного отделения.
– Здравия желаю! Я к вам по поручению начальника училища. Через пятнадцать минут здесь будут (!!!) Фидель Кастро и министр обороны. Срочно покиньте территорию, если, конечно, не желаете скандала.
Старший сержант поперхнулся дымом и захлопал глазами. Серьезный вид Барабанова свидетельствовал, что все это не сон, а правда и только правда, и честнейший взгляд Барабанова также подтверждал это.
– Отделение! Становись! К машинам!!!
Барабанов понял – сейчас царь и бог, и этим можно воспользоваться.
– Товарищ старший сержант, а не могли бы ваши ребята и этот «запорожец» убрать, водителя вот уже вторые сутки найти не можем, скандал будет международный.
Не послушать представителя начальника училища командир отделения не мог. Убрать так убрать.
– Второе отделение, ко мне!
Пятнадцать бравых бойцов мгновенно бросились к командиру. Тот, оценив ситуацию, быстренько расставил людей и в течение пяти минут организовал перенос авто далеко за угол здания общежития в кустарник сирени. «Запорожец» там встал, как будто и родился под этим кустом. Шурка и поблагодарить сержанта не успел, автобус рванул, и только клубы пыли остались. За ним запыхтел и ЗИЛок, водитель которого ничего не понял, но принял верное решение срочно ретироваться.
Шурка вернулся на КПП. Дежурный по КПП с удивлением спрашивает его:
– Барабанов, а машины куда делись, минуту назад еще стояли?
– Не знаю, товарищ старший лейтенант, уехали, возможно, я не смотрел.
– Ну, дела…
Шум начался уже после смены наряда на контрольно-пропускном пункте. Начальник курса, того самого, где учился Барабанов, и который был владельцем того самого «запорожца», придя после службы на КПП, своего авто не обнаружил. Он был очень удивлен и, конечно, расстроен. Кому потребовался его старый автомобиль? Новая смена ничего сказать ему не могла, сменившийся офицер убыл домой, телефона у него дома не было, ни бойцы, ни Барабанов со сменщиком своим толком ничего майору пояснить не могли. Да! Видимо, украли автомобиль. Майор вызывает ГАИ. А что милиция скажет? Ясно, пиши заявление, будем искать. И лишь поздно вечером, когда выплыли слухи о якобы приезде в училище революционного Фиделя с Кубы, да еще и министра обороны, с помощью дедуктивного метода подозрение в этой наглой шутке пало на Шурку Шалопута. Поискали авто за пределами территории училища и нашли устало спящий «запорожец» в кустах. Слава богу, не украли! Начальник курса на радостях выволочку Барабанову не делал, но утром пообещал спустить с него шкуру.
