О природе и языке - [41]

До 1950-х гг. эти проблемы со всей отчетливостью не вставали, хотя сама дисциплина существует уже тысячи лет. До 1950-х гг. не было четкого выражения проблемы; того факта, что, с одной стороны, имелась проблема корректного описания языков, а с другой стороны, была проблема объяснения того, как эти языки вообще можно выучить. Насколько мне известно, до 1950-х гг. эта пара вопросов никогда не ставилась в противовес друг другу. Тогда же это стало возможно благодаря развитию формальных наук, которые прояснили понятие генеративного процесса и т. д. Стоило сформулировать базисные вопросы, как возникло напряжение, и даже парадокс. Пизанские семинары явились первой возможностью преодоления этого парадокса и тем самым дали некоторое представление о том, какой должна быть подлинная теория языка. Парадокс надо преодолеть. Тогда будет схема, и следствием этого станет постановка новых вопросов, вроде вопроса об оптимальности объекта, а не только о методологической оптимальности.

Совершенство и несовершенства

АБ и ЛР: Минималистская программа развивает тезис о том, что человеческий язык может быть «совершенной системой», системой, оптимально сконструированной так, чтобы соответствовать определенным условиям, налагаемым другими когнитивными системами, с которыми взаимодействует языковая способность. Но каковы направляющие идеи относительно того, что считать «совершенством»? Некоторые пояснения тут бы не повредили. Ведь нетрудно представить себе такие критерии совершенства или оптимальности, согласно которым человеческий язык был бы устроен далеко не оптимально. Рассмотрим, к примеру, повсеместное присутствие неоднозначности в естественном языке, свойство, которого «суперинженер», надо полагать, избежал бы при определенных целях (если воспользоваться метафорой, к которой вы часто отсылаете в своих минималистских сочинениях). Также можно было бы найти аргументы в пользу утверждения, что язык, как абстрактная вычислительная способность, отнюдь не оптимально приспособлен к человеческой системе употребления языка (с ее ограничениями, связанными с возможностями памяти и др.), поскольку может вызывать всевозможные неупотребляемые структуры (предложения-тропинки, гнездование и пр.), как вы сами часто указывали. Такого рода критерии оптимальной конструкции a priori мыслимы и вполне разумны, но ясно, что здесь имеются в виду не они. Какие же критерии совершенства придадут минималистскому тезису основательность?

НХ: Давайте разграничим два вопроса. Первый: что мы подразумеваем под оптимальностью? Лучше, чтобы правил было меньше, а не больше; лучше, чтобы памяти в вычислениях использовалось меньше, а не больше и пр. Кое-какие, не точные, но общие идеи о том, что такое оптимальность, есть. Второй вопрос: а каким условиям система должна соответствовать? По-моему, то, что вы сейчас затронули, относится к этому вопросу, и вы совершенно правы: точки зрения могут быть разные. Если вы примете стандартную функционалистскую точку зрения, вы спросите: хорошо ли система сконструирована для употребления? То есть окажется ли ее конструкция удачной для тех целей, к которым ее применяют люди? И ответ будет «видимо, нет»; т. е. для употребления система, как представляется, сконструирована не так уж удачно по причинам вроде тех, что вы упомянули (неоднозначности, предложения-тропинки, множество непонятных выражений, выражения, которые сами по себе совершенно понятны, но образованы неправильно). В каком-то смысле конструкция системы оказывается неудачной, по крайней мере, не идеальной для целей употребления, но все же она сконструирована достаточно хорошо, чтобы кое-как справляться с задачей, без этого никак. И больше ничего нам обнаружить не удастся: она сконструирована достаточно хорошо, чтобы кое-как справляться с задачей. Тогда встает вопрос: а можем ли мы найти другие условия, такие, что для этих условий конструкция языка будет удачной и оптимальной? По-моему, можем, если посмотреть в другом ракурсе. Вместо того чтобы задавать стандартный функционалистский вопрос, хорошо ли язык сконструирован для употребления, мы зададим другой вопрос: хорошо ли он сконструирован для взаимодействия с системами, внутренними по отношению к сознанию? Это совсем другой вопрос, потому что, возможно, и все строение сознания сконструировано не совсем удачно для употребления. Вот давайте посмотрим, я попробую провести аналогию: возьмем какой-нибудь другой орган человеческого тела, скажем, печень. Вполне возможно, вы обнаружите, что конструкция печени не подходит для жизни в Италии, поскольку там люди пьют столько вина, что у них возникают всяческие заболевания печени; следовательно, печень была плохо сконструирована для выполнения ее функции. В то же время, вполне может быть, что печень прекрасно сконструирована для взаимодействия с системой кровообращения, с почками и т. д, это ведь совсем другое дело. С точки зрения отбора, естественного отбора, все должно быть сконструировано хорошо, по крайней мере умеренно хорошо для использования, достаточно хорошо для того, чтобы организмы были способны к воспроизводству и т. д. Но совершенно отдельный вопрос: забудем о цели, к которой применяется объект, насколько удачна конструкция с точки зрения внутренней структуры? Это вопрос иного рода и, вообще-то, это новый вопрос. Естественный подход всегда предполагал вопрос: удачна ли конструкция для употребления, понимаемого в типичном случае как употребление для коммуникации? Я думаю, это не тот вопрос.