О природе и языке - [36]

Еще более далеки от нас фундаментальные вопросы, которыми руководствовалась классическая теория сознания, — креативный аспект языка, различие между действием, соответствующим ситуации, и действием, обусловленным ситуацией, между «вынуждением» действовать определенным образом или всего лишь «побуждением и склонностью» так действовать; и вообще, вопрос о том, как «члены тел животных движутся по команде воли» — Ньютонова фраза в его обзоре остающихся неразрешенными тайн, в котором упоминались и причины взаимодействия тел, и электрическое притяжение и отталкивание, и прочие базовые вопросы, которые остаются непонятными согласно критериям научной революции.

В некоторых областях поиск компонентов системы сознания — мозга продвинулся вперед поразительно далеко. Есть оправданный оптимизм по поводу перспектив новых технологий и масса интереснейшей работы, ожидающей того, кто возьмется исследовать ментальные аспекты мира и их развитие. Но при этом не стоит забывать о мыслях великих деятелей науки Нового времени — Галилея, Ньютона, Юма и др. — относительно «мрака», в котором «изначальные тайны природы всегда будут пребывать», возможно, в силу причин, коренящихся в биологическом достоянии любопытного существа, которое единственное способно хотя бы помышлять о таких вопросах.

ГЛАВА 4

Интервью Ноама Хомского о минимализме

Адриана Беллетти и Луиджи Рицци

Университет Сиены, 8-9 ноября 1999 г.; исправлено 16 марта, 18 июня 2000 г.

Корни Минималистской программы

АБ и ЛР: Чтобы с самого начала придать нашей беседе доверительный тон, давайте в качестве отправной точки возьмем Пизанские лекции... [21] Подход, который появился двадцать лет назад в ходе обсуждений на ваших пизанских семинарах, вы часто характеризовали как значительную смену направления в истории нашей области знания. А как бы вы охарактеризовали эту перемену сегодня?

НХ: Ну, вряд ли это стало ясно сразу, но ретроспективно, как мне кажется, был такой период, в предшествующие лет, этак, двадцать, когда имела место попытка примириться с парадоксом, который возник сразу же, как только были сделаны первые попытки изучать структуру языка самым серьезным образом, с более или менее жесткими правилами, попытка дать точное объяснение бесконечному множеству структур языка. Парадокс заключался в том, что для того, чтобы дать точное описание, представлялось необходимым колоссальное увеличение количества самых разнообразных систем правил, чтобы для различных грамматических конструкций были разные правила. К примеру, относительные предложения не похожи на вопросительные предложения, a VP в венгерском языке отличается от NP и оба они отличаются от английских; и система взрывалась от своей собственной сложности. А с другой стороны, в то же самое время, а в действительности — вообще впервые, были предприняты усилия для того, чтобы как-то разрешить то, что позднее стало называться логической проблемой усвоения языка. Ведь понятно, что дети, овладевающие этим знанием, не имеют такого количества данных. В действительности, можно довольно точно оценить, сколько у них данных, и окажется, что данные эти крайне ограничены, и все же дети каким-то образом достигают таких состояний знания, которые, по-видимому, обладают высокой степенью сложности, дифференциации и разнообразия, — а ведь так не бывает. Каждый ребенок способен усвоить любое из таких состояний; дети специальным образом не устроены для того или другого состояния, так что, должно быть, базовая структура языка, в сущности, единообразна и идет изнутри, а не снаружи, что, по-видимому, несовместимо с наблюдаемым многообразием и увеличением числа систем правил. Таким образом, имелось некое противоречие, или, по крайней мере, напряжение, сильное напряжение между стремлением дать дескриптивно адекватное объяснение и стремлением объяснить овладение системой, что получило название объяснительной адекватности.

Уже в 1950-е гг. было ясно, что проблема существует, и предпринималось много попыток с ней разобраться. Легче всего было попытаться показать, что многообразие правил поверхностное, что можно отыскать самые общие принципы, которым следуют все правила, и если эти принципы абстрагировать от правил и приписать генетике ребенка, то оставшиеся системы будут выглядеть гораздо проще. Именно такой и была стратегия исследований. Ее возникновение относится к 1960-х гг., когда были открыты всевозможные условия, налагаемые на правила; идея заключалась в том, что если бы получилось разложить правила на универсальные условия и остаток, то остаток был бы попроще, а ребенку надо было овладеть только остатком. Так продолжалось довольно долго, с попытками умерить разнообразие и сложность грамматик непосредственных составляющих, трансформационных грамматик и гак дальше в том же духе [22]. Так, например, Х-штрих-теория была попыткой показать, что системы непосредственных составляющих в действительности не так разнообразны и сложны, как кажется, поскольку существует некая общая модель, в которую они все укладываются, так что достаточно поменять несколько свойств этой общей системы, чтобы получилась конкретная.