О политической науке. Избранные произведения - [82]

В известном кинофильме Стенли Крамера «На последнем берегу», который, кстати говоря, можно было бы рекомендовать посмотреть участникам предстоящей Женевской конференции, предлагается следующая версия возможного начала Третьей мировой войны. Одна малая держава бросает атомную бомбу на другую, другая — на третью, а эта в свою очередь — на более крупную державу мира. И наконец все человечество охвачено атомным пожаром. Кинофильм завершается суровым предостережением: «Это еще можно предотвратить!». Хочется верить, что уже в ближайшее время будут сделаны важные шаги на этом пути.

МЕЖДУЦАРСТВИЕ, ИЛИ ХРОНИКА ВРЕМЕН ДЭН СЯОПИНА [150]

Я долго искал название этой политической хронике. Мне хотелось понять характер тех волнений, что переживает сейчас пробудившийся к новой жизни некогда тихий океан людей, сложнейшей эволюции миллиарда человеческих существ на их невероятно трудном, нередко трагическом пути к современной цивилизации. И я нашел (так мне, по крайней мере, кажется) ключ к пониманию происходящего в Китае: междуцарствие, или смутное время.

Разумеется, признаки смутного времени в Китае чрезвычайно специфичны. Они неповторимы, и я менее всего склонен искать объяснение происходящих там процессов в простой аналогии с тем, что пережил китайский народ в прошлом. И все же… И все же если история чему-то учит, то, несомненно, пониманию сходства, равно как и различия дня сегодняшнего и дня минувшего.

Церемониал, т. е. соблюдение внешних форм поведения, Конфуций относил к величайшим добродетелям человека. Китайцы — большие мастера соблюдения условных форм, театральных представлений. Они показывают всему миру то лицо, которое, по их разумению, должно быть показано в настоящий момент. Вам, например, демонстрируют по телевидению ход судебного процесса над поверженной и изрыгающей проклятия вдовой бывшего Председателя ЦК КПК, тело которого покоится в хрустальном гробу в помпезном Доме памяти Мао Цзэдуна, куда официальные лица все еще совершают свои официальные визиты. Но все это не более чем представление, за кулисами которого происходит настоящее действие.

Вы смотрите кинохронику о поездке Хуа Гофэна по Европе. Широкие, распахнутые улыбки адресуются французам, англичанам, итальянцам, югославам. Мягкий, цивилизованный юмор то и дело мелькает в его речи: «Китай отвечает несколько веков спустя на визит в нашу страну Марко Поло». Дружески пожимаются руки. Направо и налево раздаются комплименты, адресованные народам и правительствам. Как далеко все это отстоит от традиционного презрения к «долгоносикам» — так испокон веков в Китае называли европейцев. Но, пожалуйста, не торопитесь верить. Не спешите думать, будто руководители Китая действительно оценили европейскую цивилизацию и намереваются приобщиться к ней.

Впрочем, самих-то западноевропейцев провести нелегко. Они весьма практичны и привыкли судить о народах и правительствах не по внешним проявлениям чувств, а по реальным делам. Сейчас им тоже выгодно делать вид, будто они верят очередному политическому шоу Китая. Но что же истинно? Давайте попробуем проникнуть за кулисы китайского театра, хоть это и непросто: надо все время быть настороже — не поддаться внешним эффектам. Итак: куда же идет Китай? Чего можно ждать от него в обозримом будущем?

Эта хроника составлена в основном на том критическом материале, который доходит до нас из самого Китая. Осуществляемая самокритика могла бы составить важную веху в развитии китайского общества и стать предпосылкой для его возрождения. Но эта критика, увы, весьма специфична: она адресуется почти исключительно поверженным политическим группировкам. Она, эта критика, практически не затрагивает ни главного героя бесславного двадцатилетия — Мао Цзэдуна, ни основ той системы, которая установилась в результате его многолетнего господства и отравила всю окружающую среду — и внутри китайского общества, и в его отношениях с другими странами.

Все еще «Великий кормчий»

Ахиллесова пята всего судебного процесса по делу супруги Мао Цзэдуна — Цзян Цин — стремление любой ценой вывести из-под удара «Великого кормчего».

Кресло Мао Цзэдуна в зале заседаний пустовало. Из 48 пунктов обвинительного заключения 40 посвящены «культурной революции», но ни в одном из них не упоминается о роли Мао в этой кампании. Очевидно, что попытка провести политический процесс против организаторов «культурной революции», полностью игнорируя ее главного героя, — такая попытка выглядит бессмысленной и жалкой.

В судебном процессе Линь Бяо и Цзян Цин отразилась вся противоречивость эпохи, переживаемой китайской страной, все, до чего дошли и перед чем остановились нынешние китайские руководители. Они пересекли площадь Тяньаньмэнь и взяли реванш за кровавые события на ней не только в 1976, но и в 1966 году. Но они остановились перед хрустальной гробницей бывшего «Великого кормчего». Несчастная вдова сыграла в духе китайского театра масок роль своего покойного супруга: ее судили за действия, за которые отвечает прежде всего Мао Цзэдун.

В отношении Мао Цзэдуна была выработана формула, связанная с оценкой его роли в период «культурной революции»: Мао «совершил ошибки», тогда как Линь Бяо и «банда четырех» виноваты в преступлениях. Дэн Сяопин, отвечая (накануне процесса) на вопросы корреспондентов, не запятнает ли суд памяти Мао Цзэдуна, заявил: «Обещаю вам, что суд над “бандой четырех” никак не запятнает памяти Председателя Мао. Конечно, он поможет выявить часть его ответственности — как, например, то, что он использовал “банду четырех”, — но и только! Преступления, совершенные четверкой, настолько велики, что нам не надо впутывать Председателя Мао, чтобы доказать их вину».