О почтовой открытке от Сократа до Фрейда и не только - [4]

4 июня 1977 года.

Я продолжаю ходить туда-сюда. После чего я вышел, чтобы купить почтовых марок, а возвращаясь и поднимаясь по этим каменным ступеням, я спрашивал себя, как мы смогли бы полюбить друг друга в 1930 году, в Берлине, когда нужны были целые горы марок, чтобы купить одну почтовую

Что меня заставляет все время писать тебе? Даже прежде чем я смогу обернуться, чтобы увидеть, с появлением единственного предназначения, единственного, ты слышишь, безымянного и невидимого, у которого твое имя и лицо, и даже прежде чем я смогу обернуться и задать вопрос, приказ уже получен, каждое мгновение писать тебе, неважно что, но писать, и я люблю, и благодаря этому я понимаю, что люблю. Нет, не только благодаря этому, также

Твой голос все еще звучит (маленькая красная кабинка, стоящая на улице, под деревом, какой-то пьяный не сводил с меня глаз и хотел заговорить; он ходил вокруг стеклянной клетки, иногда останавливаясь, немного устрашающий и в то же время торжественный, как будто собираясь вынести приговор), твой голос близкий как никогда. Достижение телефона — никогда не упускать предоставляемую им возможность, он доносит до нас голос вечерами, особенно ночью, еще лучше когда она одна и телефонный аппарат нас отрезает от всего мира, он как бы закрывает нам глаза (я не знаю, говорил ли я тебе когда-нибудь, что очень часто, разговаривая с тобой, я закрываю глаза), когда связь устойчива и тембр голоса приобретает этакую «отфильтрованную» чистоту (примерно в таком духе я воображаю себе возвращение призраков под воздействием или благодаря тонкому и возвышенному просеиванию, а это важно, от помех-паразитов, поскольку этих самых паразитов полным-полно, ты же знаешь, у призраков нет ни малейшего шанса, тем не менее стоит только произнести «приди», как всегда появляются только призраки. Однажды, занимаясь мелкой работой, я заметил, что это слово «паразит» регулярно всплывало передо мной, неисчислимое количество раз, на протяжении многих лет, от «главы» к «главе». Однако паразиты, они тоже способны любить друг друга. Мы

и тогда ты посылаешь мне только тембр своего голоса абсолютно без содержания, а мне это и неважно, и я упиваюсь этими звуками и погружаюсь в их пучину. Причем всякий раз я уподобляюсь ему все больше и больше. Я весь в этом звучании, в этом чередовании звуков, в этом следствии из всех наших разговоров… Однако пока я разговаривал с тобой, с этим не покидающим меня чувством завораживающей близости (но при отчетливом разделении звуков и даже великолепной слышимости), я не сводил глаз с пьяного англичанина, я не отрывал от него взгляда (на нем было некое подобие униформы), мы рассматривали друг друга, извини, с таким вниманием, которому даже не помешало мое бесконечное абстрагирование от слов, произносимых тобой. Я уверен, что он был похож (как мне чудится постоянно, не так ли), но невозможно определить на кого, тем более сейчас. Еще раз извини (придется мне, видимо, просить у тебя прощения до конца дней моих), я не подумал о разнице во времени

Но я пишу тебе завтра, я всегда говорю об этом в настоящем времени.

5 июня 1977 года.

Я бы хотел писать тебе просто, очень просто, более чем просто. Чтобы ничто никогда не задерживало внимания, кроме как твоего, и еще, стирая все те характерные черты, даже наиболее незаметные, те, что определяют тон или принадлежность к определенному жанру (например, письму или почтовой открытке), мне бы хотелось, чтобы языка не касалась очевидность, как будто бы каждый раз он придумывался заново, и после того как глазами пробегалась бы его треть, он тотчас бы сгорал без следа (кстати, когда ты согласишься на то, чтобы мы сожгли все это, мы сами?). Ведь только желание приуменьшить масштаб уникальной трагедии заставляет меня предпочесть открытки, сотню открыток или репродукций в одном конверте, вместо одного «настоящего» письма. Когда я пишу «настоящее» письмо, я вспоминаю твое первое послание, в котором было именно это:

«я захотела тотчас же на него ответить; но, говоря о «настоящих» письмах, вы запрещали мне их писать» Я снова посылаю тебе Сократа и Платона

мой маленький апокалипсис из библиотеки. Я все еще вспоминаю того англичанина, слоняющегося вокруг телефона: он чиркал новым карандашом по спичечному коробку, и я пытался ему в этом помешать, он рисковал опалить себе бороду. А потом он выкрикнул твое имя с каким-то странным акцентом и

Я еще не отошел от этого катастрофического открытия: Платон позади Сократа. Позади, он был там всегда, как считалось, но не таким образом. Что касается меня, я знал это, и они тоже, я хочу сказать они оба. Какая парочка! Сократ поворачивается спиной к плато, который диктует что угодно ему, делая вид, что усвоил это от него. Здесь продают эту репродукцию как простую почтовую открытку с поздравлениями и адресами, ты сама видела. Сократ, который пишет, представь себе только, и на почтовой открытке. Я не знаю об этом ничего, кроме того, о чем говорит легенда (это отрывок изкниги Предсказаний по астрологии: предсказание будущего, книга судеб, судьба, жребий, встреча, удача, что еще, нужно бы взглянуть, но мне нравится эта мысль), мне сразу же захотелось послать ее тебе как весть, предсказание, как удачу одновременно и незначительную, анекдотическую и потрясающую, самую старинную и последнюю.