О небесном и о земном - [15]

7. О молитве

Скорка:

– Молитва должна служить для объединения народа: это момент, когда все мы произносим одни и те же слова. Более того, чтобы молитва действовала сильнее, ее должны произносить – таков наш закон – не менее десяти иудеев. Молитва также служит для идентификации: мы молимся одними и теми же словами, в одной манере, стремимся к одной цели. Но вдобавок молитва должна быть актом глубокого самонаблюдения, когда каждый из нас должен найти себя и заговорить с Богом. Дело непростое: в этом диалоге ты должен суметь отличить Его голос от твоего собственного. Люди вдумчиво изучают Библию, чтобы набрести на образцы, которые не позволят перепутать эти два голоса. По сути, любое мистическое переживание – попытка приблизиться к Богу, каким-то образом почувствовать Его, а это и есть главное условие для молитвы. На иврите «молиться» – «леитпалель», что дословно означает «судить себя». Всякий раз, когда тебе хочется приблизиться к Богу, для начала задумайся, какие ошибки ты совершил в жизни.

Бергольо:

– Молитва – поступок свободного человека. Но иногда мы сталкиваемся с попытками контролировать молитву, а это все равно что пытаться контролировать Бога. Это бывает из-за искаженного понимания принципов, или от чрезмерной любви к ритуалам, или от излишнего властолюбия. Молиться – это говорить и слушать. Бывают минуты глубокого безмолвия, благоговения, ожидания какого-то события. В молитве это благоговейное молчание уживается с чем-то вроде торга: например, Авраам торговался с Богом насчет кары для Содома и Гоморры. Моисей тоже торгуется: просит за свой народ, уговаривает Всевышнего не наказывать его. Это отважный поступок, а отвага, наряду со смирением и почитанием, для молитвы нужна непременно.

Скорка:

– Худшее, что может произойти в отношениях человека с Богом, – не поссориться с Ним, а отнестись к Нему равнодушно. Религиозный человек даже в самых ужасных обстоятельствах не перестанет говорить с Богом. Тысячи человек шли на смерть в газовые камеры, крича: «Слушай, Израиль! Господь – Бог наш, Господь один!» Это наш еврейский символ веры. Они не теряли веры в Бога, несмотря ни на что. В Судный день мы включаем в молитвенные обряды рассказ о записке, найденной в руинах Варшавского гетто[41]. Автор записки сообщает, что его жена и дети мертвы, из всей семьи уцелел он один. Он с глубокой скорбью обращается к Богу, говорит Ему: «Сколько бы Ты ни испытывал меня таким образом, я не перестану в Тебя верить». Вот настоящая вера.

Бергольо:

– Есть несколько видов равнодушия. Иногда литургические обряды уподобляются светским мероприятиям, и тогда они утрачивают свою силу. Например, венчание. Иногда начинаешь гадать, осталось ли в этой церемонии хоть что-то религиозное: священник произносит проповедь о важности брачных обетов, но многие из присутствующих, так сказать, настроены на другую волну. Подобные люди идут венчаться, потому что хотят получить Божье благословение, но, похоже, это желание до того затаенное, что со стороны его нипочем не заметишь. В некоторых церквях – честно говоря, я даже не знаю, как с этим бороться, – на венчаниях невеста и ее подружки просто-таки вступают в яростное соперничество, например, изо всех сил стараются понаряднее одеться (или, я бы сказал, покрасивее раздеться). Эти дамы не совершают ничего, что имело бы отношение к религии, а просто приходят покрасоваться. Это тяжкий груз для моей совести: я, пастырь, допускаю такое поведение и не могу придумать, как его пресечь. Я привел пример с венчаниями, так как там больше всего заметно явление, которое я описываю.

Скорка:

– Все дело в том, что мы живем в обществе, где главное – то, что происходит здесь и сейчас, в обществе абсолютно секуляризованном. Я знаю только один выход – пригласить жениха, невесту и их родителей и разъяснить им смысл церемонии, подготовить почву. Я говорю им: не забывайте, что вы придете в синагогу, так что – только не подумайте, будто мы вам навязываем какие-то нормы благопристойности, постарайтесь одеться соответственно случаю и выглядеть достойно. При этой встрече я стараюсь разъяснить, с какими сложными задачами столкнутся супруги, ведь они должны создать свой семейный очаг и произвести на свет детей. Об этом я стараюсь сказать и в напутствии на свадьбе, так как понимаю: это мой шанс сделать из церемонии нечто большее, чем показ мод.

Бергольо:

– Я продолжу на примере бракосочетания. Мы тоже готовим жениха и невесту к венчанию. Мы не закрываем глаза на реальность: некоторые пары живут вместе еще до свадьбы, другие идут венчаться после весьма непродолжительного знакомства. Священник вступает в диалог с такими парами, стараясь сделать акцент на религиозных ценностях. В некоторых церквях подготовка к венчанию поставлена очень хорошо, в других это скорее формальность. Та же история с первым причастием. К примеру, в наше время девочки, идущие к первому причастию, больше не наряжаются в платья особого фасона, а надевают белые туники, мало отличающиеся от обычной одежды. Платья остались в прошлом. Если ты хочешь контролировать, как молятся другие, если ты равнодушен к отношениям с Богом, рано или поздно ты погрязнешь в мирской суете. Вы упомянули об этом, когда говорили о секулярности общества. В моем понимании мирское – это нарциссизм, гедонизм, культ потребления. Дух литургического торжества должен звучать в другой тональности, приближенной к духовной сфере, к встрече с Богом.