О нашем жилище - [28]

Стихи забавляли, публика тешилась, однако история скромного по размерам и стоимости «особняка», односемейного дома на участке подтвердила в дальнейшем прозорливость Джона Вэнбрю, создавшего жизнеспособный образец. Архитектура особняка или коттеджа отрабатывается уже почти триста лет. Казалось бы, все мыслимые композиционные возможности уже использованы, но творческое воображение архитектора, вступая в сложные отношения с финансовыми возможностями заказчика, порождало все новые компромиссные решения.

Естественно, что именно в Англии с середины прошлого века все большее число промышленников и банкиров осознает, что неимущим классам необходимо кое в чем уступить ради предотвращения социального взрыва. К. тому же весьма «кстати» приходится развитие железнодорожной сети, особенно пригородных линий. Города впервые получают возможность расползтись в пространстве. Земля за городской чертой значительно дешевле, и вот начинается длительная эпопея «жилища для рабочих» - недорогого коттеджа. Примеры приведены на иллюстрациях: используя как бы вынутые из «террас» фрагменты, архитекторы создают наиболее дешевый сдвоенный двухэтажный дом с общей центральной стеной. Между этим предельным образцом и богатой городской «виллой» простирается широчайший диапазон вариантов. В США с начала нашего века роль пригородных железных дорог берут на себя автомобильные дороги, и именно здесь возникает мифология «города широких просторов», автором которой был замечательный художник-архитектор Франк Ллойд Райт.

Райту лучше всего удавались виллы для достаточно богатых клиентов, словно по плечам креста расходившиеся в плане от единого центра, который Райт именовал «сердцем» дома, - от большого каменного очага. В этих утонченных композициях воскрес древний миф жилища, сросшийся с японским идеалом дома, не имеющего четко очерченной границы с живой природой снаружи. Однако Райт, Сын бедного провинциального пастора, всю свою долгую жизнь не оставляет страстной пропаганды в пользу своего идеала: каждой семье - собственный дом на участке обрабатываемой земли в 1 акр (0,4 гектара).

Жизнь жестоко подшутила над мечтателем: в послевоенные десятилетия утопия Райта была реализована, хотя и не для каждой семьи, и вот на сотни квадратных километров протянулся по Америке бесконечный «пригород». Лишь кое-где отдельные дома стоят на участках и в один, и в несколько акров; невидимые стены стоимости разделили обжитую полосу страны на зоны, где домики разной стоимости выглядят строго сообразно своей цене и раздвинуты на одинаковые, но в каждом месте обусловленные ценой расстояния. Монотонность, нестерпимая скука воплощенной (с поправками) утопии Райта проступает в равной степени и при взгляде с воздуха, и при движении по дорогам.

Проектируя для себя или для экстравагантного заказчика, архитекторы Европы создали и продолжают создавать все более изощренные комбинации форм, часть которых вошла в иллюстративный ряд книги. Многие из этих домов, честно говоря, гораздо более пригодны для пробуждения зависти соседей или восторга гостей, чем для повседневной жизни, и этим они парадоксальным образом возобновили принцип «представительного» жилища, некогда характерный для роскошных, но неуютных дворцов. В целом же, если говорить о подлинно массовом, демократическом жилище, то избежать повторяемости и скуки оказывается гораздо легче при сооружении «второго жилища» - дачных или садовых домиков, владельцы которых дают волю собственной фантазии. А вот основным, перспективным типом удобного, относительно недорогого и художественно совершенного жилища оказывается все же тот или иной вариант «террасы», жилой улицы, сблокированной из вплотную соседствующих зданий.

А что в России? С того момента, когда Петр I сменил домик на набережной Петроградской стороны, рубленный из бревен, но раскрашенный под кирпич, на уютные помещения малого дворца в Летнем саду новой столицы, начинается процесс адаптации, приживления западноевропейского (в первую очередь, голландского) дома к российским условиям. Не будем здесь говорить о дворцах знати, оставим ненадолго в стороне многочисленные попытки повсеместно внедрить в жизнь «образцовые», то есть типовые проекты жилищ для разных сословий. Из этих попыток не вышло, естественно, ничего: кроме привязанности к древнему типу жилого дома обитатели Петербурга, Москвы и иных городов в абсолютном большинстве не имели средств для воплощения государевых фантазий. О жилище крестьян и небогатых мещан мы уже рассуждали, но остался еще один предмет - дома небогатого дворянства как в обеих столицах, так и в имениях, разбросанных по всей стране от западных границ до Урала.

Именно это небогатое, а то и просто бедное дворянство составляло большинство сословия, именно из его среды сформировалась основная российская интеллигенция конца XVIII - первой половины XIX века. Его представители - основные герои поэтов и прозаиков, которые и сами были из того же круга. Это все «Ларины» пушкинского «Евгения Онегина». Достаточно вспомнить, что музыки на роковом для романтика Ленского балу не было бы, когда б неподалеку не был расквартирован полк; что сосед, убеждавший маменьку Татьяны везти дочь на «ярмарку невест» в Москву, предлагал ей денег в долг на это путешествие и т. п. Что же такое дом Лариных? Когда несколько лет назад готовилась огромная выставка. «Интерьер в русской живописи» в Третьяковской галерее, выяснилось как-то неожиданно, как мало богатых интерьеров в бесчисленных изображениях убранства господских домов; как много грубой домашней работы мебели; как немного сколько-нибудь ценных предметов. Оказалось, что гоголевских мани-ловых в сто раз меньше, чем коробочек, земляник, ноздревых. Чтобы убедиться в этом, предоставим слово внимательному и холодному наблюдателю, происходившему из того же мелкопоместного дворянства и блистательной карьеры так и не сделавшему. Это Ф. Ф. Вигель, в юности член «Арзамаса», когда туда принимали Пушкина, в зрелом возрасте секретарь главы Архитектурного кабинета в Петербурге, затем начальник второстепенного департамента и, главное, автор проверенно точных мемуаров.