О наречиях русского языка - [26]
Костромскіе шерстобиты, таскаясь съ лучка́ми своими по всей Руси и подражая ковровцамъ, также сложили себѣ свой языкъ, частію перенявъ офенскій, а частію переиначивъ и добавивъ его своимъ сочиненіемъ. Можетъ быть я приложу, въ концѣ словаря, словарики офенскій и шерстобитовъ.
Въ Рязанской и Тверской губерніяхъ записные нищіе, по промыслу, и мошенники, воры, конокрады, звере́нщики, говорятъ почти тѣмъ же офенскимъ языкомъ, съ небольшими только измѣненіями, и называютъ его кантюжнымъ.
Столичные, особенно питерскіе, мошенники, карманники и воры различнаго промысла, извѣстные подъ именемъ мазуриковъ, изобрѣли свой языкъ, впрочемъ, весьма ограниченный и относящійся исключительно до воровства. Есть слова общія съ офенскимъ языкомъ: клёвый — хорошій; жуликъ — ножъ, но также воришка; ле́пень — платокъ; ширманъ — карманъ; пропу́лить — продать; но ихъ немного, больше своихъ, напримѣръ: бутырь — городовой; фараонъ — будочникъ; стрѣла — казакъ; канна — кабанъ; камышевка — ломъ; мальчишка — долото, и пр. Этимъ языкомъ, который называется у нихъ байковымъ, или по-просту, музыкой, говорятъ также всѣ торговцы Апраксина-двора, какъ надо полагать, по связямъ своимъ и по роду промысла. Знать музыку — знать языкъ этотъ; ходить по музыкѣ — заниматься воровскимъ промысломъ. Вотъ обращикъ этого говора:
Что стырилъ? Срубилъ шмель да выначилъ скуржаную лоханку. Стре́ма, каплюжникъ: перетырь жулику да прихерься. А ты? угналъ скамейку да проначилъ на веснухи. То-есть: Что укралъ? Вытащилъ кошелекъ да серебряную табакерку. Чу, полицейскій: передай мальчишкѣ; да прикинься пьянымъ. А ты? укралъ лошадь да промѣнялъ на часы.
Коновалы, конокрады, барышники также составили родъ условнаго мошеническаго языка, еще болѣе ограниченнаго и притомъ образованнаго сплошь изъ перековерканныхъ татарскихъ словъ и искаженнаго татарскаго счета, чему можно видѣть примѣры въ словарѣ Бурнашева.
Былъ когда-то еще мошеническій или разбойничій языкъ у волжскихъ разбойниковъ, если нѣсколько условныхъ реченій и речей можно назвать языкомъ; но отъ него, благодаря Бога, остался одинъ только слѣдъ или память, въ поговоркахъ: сарынь на кичку, да дуванъ дуванить. Са(о)рынь и нынѣ мѣстами значитъ чернь, толпа; кичка — носъ судна; это было приказаніе бурлакамъ убираться въ сторону и выдать хозяина, что́ всегда и исполнялось безпрекословно, частью потому, что бурлаки были безоружны и считали разбойниковъ кудесниками, а частью и потому, что бурлакамъ до хозяина и товара его не было никакой надобности. Дуванъ дуванить — дѣлить добычу.
Кстати, увѣряютъ, будто есть также бурлацкій языкъ и будто въ разныхъ городахъ поволжья составляютъ словарь этого языка. Напрасно: такого словаря не будетъ, потому-что языка этого нѣтъ; развѣ угодно будетъ назвать такъ судоходныя выраженія по Волгѣ или шуточныя выраженія гульливой молодежи: хлеба́лка — ложка; яда́ло — ротъ; ню́хало — носъ; грабилки — руки, и пр.
На Кяхтѣ образовался общій съ китайцами торговый рускій языкъ, или наречіе, котораго непривычный не пойметъ. Это — рускія слова, изломанныя по китайскому произношенію, а речь, исковерканная по китайской граматикѣ, безъ склоненій и спряженій.
Тарабарскій языкъ школьниковъ состоитъ въ перестановкѣ или замѣнѣ согласныхъ, по извѣстному правилу, тогда-какъ гласныя остаются неизмѣнны: Вмѣсто б, в, г, д, ж, з, к, л, м, н, ставятъ: щ, ш, ч, ц, х, ф, т, с, р, п, и наоборотъ; такъ-что вмѣсто: я унесъ у Ваньки калачикъ, говорятъ смѣло и въ-слухъ: я упелъ у шапти тасагитъ!
Говоръ по-херамъ, то есть гдѣ за каждымъ слогомъ приговариваютъ херъ, достоинъ вниманія развѣ по слѣдующему событію: два братца, охотники до погулокъ, рѣшились объясниться въ присутствіи отца по херамъ, но не искусились еще въ этомъ дѣлѣ и потому, приставляя по херу только предъ каждымъ словомъ, а не слогомъ, одинъ сказалъ: Хер-братъ, хер-пойдемъ! Хер-куда? Хер-въ кабакъ. Къ крайнему ихъ изумленію, отецъ видно также зналъ говорить по-херамъ и, вмѣшавшись въ бесѣду, сказалъ: А хер-кнутъ? и сыновья присѣли на лавку.
Правописаніе для словаря наречій.
Послѣ этого очерка — краткаго для дѣла, а для читателей быть можетъ слишкомъ длиннаго — можемъ приступить къ другому, весьма важному вопросу: какое правописаніе принять для словаря наречій?
Ближайшій отвѣтъ на это: писать на-слухъ, какъ можно ближе къ произношенію; и это правило, повидимому, принято было для разсматриваемаго нами словаря. Но вотъ еще неудобства: Изъ предшедшаго обзора видно, какъ различны мѣстныя произношенія: буква а выговаривается какъ: а, о, е, ы, я; буквы е, ѣ произносятся какъ: е, ё, и, я; буква о, какъ о, какъ а полугласное, а полногласное, какъ ы, у, уо, уы, и пр. Словомъ, какъ мы видѣли выше, можно перебрать всѣ буквы азбуки нашей, и почти каждая мѣстами замѣняетъ другую; вмѣсто одного словаря, надо напечатать ихъ десять либо двадцать, чтобы показать каждое изъ этихъ произношеній какъ особое слово. Вотъ почему издатели разбираемаго словаря вынуждены были раскинуть по своимъ мѣстамъ: набе́руха, наберу́ха, набиру́ха, набиро́ха, пропустивъ при всемъ томъ еще набёру́ха и набяру́ха; также: мяклашъ, мяклышъ, мяклушъ; повѣсьмо, повѣсмо, повѣсма, повѣсло; при семъ еще сдѣланы ссылки, не на одно изъ этихъ словъ, признаваемое за болѣе правильное, а по урядью, съ одного на другое.
