О наречиях русского языка - [13]
Въ Верхотурьѣ почти все то же; замѣчательно только, что ф иногда замѣняютъ буквою х, а наоборотъ почти всегда: до сифъ поръ, тѣфъ, этефъ, многифъ, добрыфъ; увѣряютъ — чего я самъ не слышалъ — будто тамъ же ставятъ третье лицо глагола вмѣсто перваго: я сдѣла’тъ, вместо: сдѣлаю. Есть сибирскія (новгородскія?) ударенья: гово́ръ, множе́ство; сибирское чего, вмѣсто что́, и вопросъ: чьихъ вы? вм. какъ вы прозываетесь? также: восударь, восподинъ, восударство; на Гороблагодатскихъ заводахъ выдаютъ хлѣбъ по билетами и возятъ его конямъ; носятъ вода, косятъ трава́.
Въ Осѣ и Кунгурѣ ставятъ ш вмѣсто ч, щ: свѣшя, шши; дѣлать рукамъ, отдать дѣтьми; емя́, вм. имъ; слышно также: свича, сидить, но на заводахъ говорятъ: свѣча, сидѣть.
Въ Екатеринбургѣ наречіе то же, съ примѣсью еще болѣе сибирскаго, и при всемъ томъ съ признаками новгородскаго: вми́стѣ, витеръ, звирь, дили́ть; чей (чай), озе́бнуть (озябнуть), потере́ть (потерять); гледи́, сястриса, какой молодесъ на улисѣ; лисо твое цево́-то не ладно; а на цево это (на что́)? Твѣты, бачкя, обвѣтъ (обѣтъ), обвязанъ (обязанъ), бога́тество; смыселъ, фали́ть, фа́стать, ходить босымъ ногамъ по улисами, продать мука́, богачевъ, людевъ, куплять, звоня́ть (некакъ звоняютъ? т. е. звонятъ), высокя́нной, долгя́нной; охотно вставляютъ: ну, то, ко, ся, бы; примѣсь суздальскаго (владимірскаго или ярославскаго) оказывается, напримѣръ, въ частичкѣ т’во́но-ди, т’во́но-дки и пр.
Въ Шадринскѣ языкъ чище прочихъ мѣстъ Перми: не услышишь уо, ни-же ь, я, ю, у, шш, ц, вмѣсто ъ, е, я, а, щ, ч; раздѣлъ, мѣра, вѣсъ, рѣка, свѣтъ, не искажаются, но говорятъ: ми́рять, дили́ть, ричь, звирь; купить корова, срубить изба; 3 л. вмѣсто 1-го: я это сдѣлаетъ, я дойдетъ; здоровящей, худящей; что́ произносится чисто; не путаютъ ф, х. Въ Ирбитѣ говоръ вполнѣ сибирскій.
Особыя пермскія слова:
Суго́рокъ — пригорокъ.
Веньгать — плакать.
Ва́толить — пустобаить.
Зубы́лда — зубоскалъ.
Е́стенный — зажиточный.
Дыбать — шататься.
Подскоръ — мѣхъ, на шубу.
Ба́словка — побасенка.
Сѣчи́ще — подсѣка, чищоба.
Оследни́къ — срубленый и очищенный строевой лѣсъ.
Верхни́ца — сарафанъ.
Вила́вый — лукавый.
Вю́бродки — ото́пки.
Олонецкая губернія по говору опять ближе къ новгородской, какъ встарь писали и какъ нынѣ олончане произносятъ. Речь олончанъ скорая, бойкая, нараспѣвъ и говоркомъ; бабы и дѣвки переносятъ удареніе по этому распѣву, напримѣръ: въ городу́, жи́ветъ, спро́си; по́ди, во́зьми, и повышаютъ голосъ въ концѣ речи, которая у нихъ всегда выходитъ будто вопросительная. Мѣстами легонько цокаютъ, но всего замѣчательнѣе произношеніе окончаній аго, его: по всему сѣверо-востоку, какъ и въ письменномъ языкѣ, букву г замѣняютъ буквою в; здѣсь говорятъ: до́брого, си́нёго, обращая только а въ о. То-же встрѣчается, только изрѣдка, въ другихъ губерніяхъ, напримѣръ: въ Костромской и заволжской части Нижегородской, гдѣ въ весьма многихъ селеніяхъ можно услышать: спа́ського попа, могутно́го, съ произношеніемъ, какъ слова́ эти написаны. Не мало словъ перешло отъ карелъ и зырянъ.
Особыя слова Олонецкой губерніи:
Пи́рзать — плакать.
Ка́рзать — рубить дрова.
Воровый — скорый, бойкій.
Глудкій — скользкій.
Доро́дно — много.
Дѣльни́цы — рукавицы.
И́мушки — жмурки.
Ки́вца — цѣвка въ челну.
Кату́ля — салазки.
Крестцы — распутье.
Губ. Архангельская. Говоръ очень схожъ съ олонецкимъ, кромѣ распѣва и скороговорки; первый отличается отъ олонецкаго особымъ удареніемъ и повышеніемъ голоса, съ удвоеніемъ гласной въ началѣ или концѣ речи: кумашникъ ново-ой; что говори-ишь; вообще всюду наречіе новгородское, но, по обширности губерніи и разъединенію жителей ея, въ говорѣ есть маленькая разность: кемскіе и кольскіе моряки, смолокуры вагане, шенкурскіе пахари, пинежскіе звѣроловы, пустозерскіе рыбаки, оленные ижемцы, холмогорскіе скотоводы, онежскіе лѣсники — никогда взаимно не сходятся, и привычное ухо различитъ ихъ говоры.
Удареніе встрѣчается сибирское: дико́й, дро́ва, за́става, ро́дится, моло́ченье, ѣдко́й, не́льзи, пара́, по́толокъ, толсто́й; въ концѣ за гласной иногда слышится у съ краткой: батюшкау, Аннау; мѣстами цокаютъ и даже чвакаютъ, но въ производныхъ: купе́чество, кончина, не картавятъ; ешо, мѣша́нка, шеголю́ха; вси, ри́ци (рѣчи), вмистя́хъ, встокъ, двуродный, зам(к)нуть, здѣ, ’мотри, тол(к)нуть; въ прилагательныхъ женскаго рода буква я откидывается; есть и вставки: воза́быль, ка́меня, ко́реня, пину́ть, ска́тереть, челоно́къ, че́твереть: плыть по воды, на второй версты, на скамьи, на лавки; послать посылка, проводить сестра, топить баня; веселяе, смѣляе, громчае, корочае; и здѣсь мѣстами слышно великого, доброго, т. е. го, а не ва; даю, продаю, вмѣсто: дамъ, продамъ; дава́ю, даваетъ, вмѣсто: даю, даетъ; они ходя’, неся’, говоря’, глядя’ и проч.
В книгу вошли известные сказки русских писателей XIX века: волшебная повесть «Чёрная курица, или Подземные жители» Антония Погорельского (1787–1836); «Аленький цветочек» Сергея Тимофеевича Аксакова (1791–1859); «Девочка Снегурочка», «Про мышь зубастую да про воробья богатого», «Лиса лапотница» Владимира Ивановича Даля (1801–1872); «Городок в табакерке» и «Мороз Иванович» Владимира Фёдоровича Одоевского (1804–1869); «Конёк-горбунок» Петра Павловича Ершова (1815–1869); «Работник Емельян и пустой барабан», «Праведный судья» Льва Николаевича Толстого (1828–1910); «Лягушка-путешественница» и «Сказка о жабе и розе» Всеволода Михайловича Гаршина (1855–1888). Все сказки наполнены глубоким смыслом и обладают непреходящей ценностью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник сказок, загадок, пословиц, поговорок, игр для детей, созданный известным русским писателем Владимиром Ивановичем Далем. Художник В. Конашевич. Сохранены все иллюстрации из печатного издания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли повести и рассказы русских писателей, рассказывающие о жизни и вере, которая поддерживает и спасает…
Словарь живого великорусского языка В. И. Даля безусловно самый знаменитый русский толковый словарь. До сегодняшнего дня, несмотря на существование словарей-предшественников, диалектных, диахронических, жаргонных словарей, многотомных современных лексикографических описаний, время от времени оказывается, что Далев Словарь отражает русский язык точнее или полнее. Это собрание русской лексики, относящейся, по преимуществу, к диалектам и профессиональным жаргонам, составленное дилетантом-самоучкой, который неоднократно призывал писать как говорим, не проповедовать грамоты как спасения, не приносить никаких жертв для всеобщего водворения ее (С.-Петербургские ведомости, 1857, ј 245), который ратовал за полное избавление русского языка от иноязычных заимствований.
Виктор Топоров (1946–2013) был одним из самых выдающихся критиков и переводчиков своего времени. В настоящем издании собраны его статьи, посвященные литературе Западной Европы и США. Готфрид Бенн, Уистен Хью Оден, Роберт Фрост, Генри Миллер, Грэм Грин, Макс Фриш, Сильвия Платт, Том Вулф и многие, многие другие – эту книгу можно рассматривать как историю западной литературы XX века. Историю, в которой глубина взгляда и широта эрудиции органично сочетаются с неподражаемым остроумием автора.
Так как же рождаются слова? И как создать такое слово, которое бы обрело свою собственную и, возможно, очень долгую жизнь, чтобы оставить свой след в истории нашего языка? На этот вопрос читатель найдёт ответ, если отправится в настоящее исследовательское путешествие по бескрайнему морю русских слов, которое наглядно покажет, как наши предки разными способами сложения старых слов и их образов создавали новые слова русского языка, древнее и богаче которого нет на земле.
Набоков ставит себе задачу отображения того, что по природе своей не может быть адекватно отражено, «выразить тайны иррационального в рациональных словах». Сам стиль его, необыкновенно подвижный и синтаксически сложный, кажется лишь способом приблизиться к этому неизведанному миру, найти ему словесное соответствие. «Не это, не это, а что-то за этим. Определение всегда есть предел, а я домогаюсь далей, я ищу за рогатками (слов, чувств, мира) бесконечность, где сходится все, все». «Я-то убежден, что нас ждут необыкновенные сюрпризы.
Содержание этой книги напоминает игру с огнём. По крайней мере, с обывательской точки зрения это, скорее всего, будет выглядеть так, потому что многое из того, о чём вы узнаете, прилично выделяется на фоне принятого и самого простого языкового подхода к разделению на «правильное» и «неправильное». Эта книга не для борцов за чистоту языка и тем более не для граммар-наци. Потому что и те, и другие так или иначе подвержены вспышкам языкового высокомерия. Я убеждена, что любовь к языку кроется не в искреннем желании бороться с ошибками.
Литературная деятельность Владимира Набокова продолжалась свыше полувека на трех языках и двух континентах. В книге исследователя и переводчика Набокова Андрея Бабикова на основе обширного архивного материала рассматриваются все основные составляющие многообразного литературного багажа писателя в их неразрывной связи: поэзия, театр и кинематограф, русская и английская проза, мемуары, автоперевод, лекции, критические статьи и рецензии, эпистолярий. Значительное внимание в «Прочтении Набокова» уделено таким малоизученным сторонам набоковской творческой биографии как его эмигрантское и американское окружение, участие в литературных объединениях, подготовка рукописей к печати и вопросы текстологии, поздние стилистические новшества, начальные редакции и последующие трансформации замыслов «Камеры обскура», «Дара» и «Лолиты».
Наталья Громова – прозаик, историк литературы 1920-х – 1950-х гг. Автор документальных книг “Узел. Поэты. Дружбы. Разрывы”, “Распад. Судьба советского критика в 40-е – 50-е”, “Ключ. Последняя Москва”, “Ольга Берггольц: Смерти не было и нет” и др. В книге “Именной указатель” собраны и захватывающие архивные расследования, и личные воспоминания, и записи разговоров. Наталья Громова выясняет, кто же такая чекистка в очерке Марины Цветаевой “Дом у старого Пимена” и где находился дом Добровых, в котором до ареста жил Даниил Андреев; рассказывает о драматурге Александре Володине, о таинственном итальянском журналисте Малапарте и его знакомстве с Михаилом Булгаковым; вспоминает, как в “Советской энциклопедии” создавался уникальный словарь русских писателей XIX – начала XX века, “не разрешенных циркулярно, но и не запрещенных вполне”.