О наречиях русского языка - [14]
Пѣвучесть говора на западѣ Архангельской губерніи уменьшается, она сильнѣе по Печорѣ, Мезени, Двинѣ; сильнѣе цокаютъ по Мезени, менѣе въ Пннегѣ и Холмогорахъ; языкъ чище въ уѣздахъ; Архангельскомъ, Холмогорскомъ и Пинежскомъ; въ послѣднемъ есть малая примѣсь лопарскихъ словъ, какъ въ Онежскомъ чудскихъ, въ южной Мезени и Ше́нкурскѣ зырянскихъ, на сѣверѣ Мезени самоѣдскихъ; самый нечистый говоръ по Печорѣ. Въ губерніи этой довольно много малорускнхъ словъ, между прочимъ всегда говорятъ ро́бить вмѣсто работать, орать вмѣсто паха́ть, а это слово значитъ подметать, мести. Промысловыми мореходными реченіями архангельцы богаты; у нихъ есть, между прочимъ, рускія названія всѣмъ компаснымъ румбамъ.
Особыя архангельскія слова:
Выступки — башмаки.
По́рно — прочно.
Бота́ться — болтаться.
Хрушкій — крупный.
У́падь — падаль.
Вираться — врать.
Гра́ять — хохотать.
Дикова́ть — дурачиться.
Водопоймянъ — поемное мѣсто.
Зало́мъ — громозда льдинъ.
Носо́къ — гарпунъ.
Катара́ — передній ластъ моржа.
Ледопла́въ — вскрытіе рѣки.
Рѣкоста́въ — замерзаніе рѣки.
Мани́ха — обманчивая убыль воды.
Стаму́ха — ледяная гора на мели.
Но́ги льда — подводные ледяные кряжи.
2. Наречіе восточное.
Къ восточному, или суздальскому, владимірскому, нижнерускому, или низкому наречію должно отнести губерніи: Владимірскую (съ частію Московской), Ярославскую, Костромскую, Нижегородскую, Казанскую, Симбирскую, Оренбургскую, въ Костромской и Нижегородской замѣтна примѣсь сѣвернаго; а часть Вятской и Пермской могли бы быть причислены къ восточной полосѣ. На югъ отъ владимірскаго господствуетъ рязанское наречіе; на сѣверъ,— новгородское; Сибирь, успѣвъ уже со времени населенія своего образовать свой особенный говоръ, по наречію показываетъ смѣсь всѣхъ говоровъ, но болѣе новгородскаго и владимірскаго.
Отличительные признаки восточнаго наречія:
1) Говоръ окающій, самый низкій; не только о никогда не обращается въ а, но даже и письменное а слышно тамъ только, гдѣ на него падаетъ удареніе; о произносится грубо, протяжно, самою глубиною пасти, еще звучнѣе, чѣмъ въ наречіи сѣверномъ; равно буква е чаще произносится ё; о никогда не обращается въ двугласную уо или уы, но, въ немногихъ односложныхъ словахъ, о переходитъ въ а, вопреки духу этого наречія, какъ, наоборотъ, въ южномъ, акающемъ наречіи, иное а некстати переходитъ въ о; то и другое болѣе въ словахъ односложныхъ.
2) Не произносятъ и вмѣсто ѣ, ни я вмѣсто е, ни наоборотъ.
3) Въ окончаніяхъ прилагательныхъ: аго, яго, его, произносятъ в вмѣсто г, но не по-московски, а съ оканьемъ; мы говоримъ: харо́шева, ли́шнева, своево́; владимірцы говорятъ: хоро́шово, ли́шнёво, своёво́; буквы г, которая въ окончаніи этомъ слышна мѣстами въ сѣверномъ говорѣ, никогда въ восточномъ не произносятъ.
4) Въ прочихъ случаяхъ, буква г произносится твердо, никогда не измѣняясь въ придыханье.
5) Третье лицо глаголовъ оканчиваютъ твердо, какъ въ сѣверномъ: онъ ходитъ, глядитъ, а не мягко, какъ въ рязанскомъ: онъ хо́дить, онъ глядить.
6) Дзеканье, свойственое сплошь западному говору и перешедшее мѣстами въ сѣверное, нигдѣ не встрѣчается въ томъ же видѣ въ наречіи восточномъ: въ двухъ только губерніяхъ, Владимірской и Нижегородской, на весьма ограниченной мѣстности, къ цоканью и чавканью присоединяется родъ дзеканья, но не общаго, т. е въ немногихъ только случаяхъ или словахъ, а вообще буквы т, д произносятъ чисто.
7) Никогда не откидываютъ въ 3 л. глагола окончаніе тъ, какъ дѣлается въ рязанскомъ наречіи и мѣстами въ новгородскомъ.
8) Обычно не замѣняютъ одинъ другимъ творительные и дательные падежи множественаго числа, ни родительный и предложный средняго рода единственаго числа, ни, наконецъ, именительный женскаго рода единственаго числа не употребляютъ вмѣсто винительнаго. Все это встрѣчается только какъ изъятіе на общихъ предѣлахъ сѣвернаго и восточнаго наречій, и какъ примѣсь перваго.
9) Частица что всюду на востокѣ произносится одинаково: што\ никогда и нигдѣ не слышно сѣверное: ште́, щё или що.
10) Никогда не замѣняютъ буквъ ф, ѳ буквами х, хв, ниже наоборотъ, какъ въ рязанскомъ и мѣстами въ новгородскомъ.
11) Никогда буквы у, в не замѣняются одна другою, какъ въ малорускомъ, бѣлорускомъ и мѣстами въ новгородскомъ говорѣ.
Старинные слова и обороты попадаются гораздо рѣже, чѣмъ въ сѣверномъ наречіи; показаннаго въ новгородскомъ наречіи сходства съ малорускимъ нѣтъ, кромѣ развѣ одного только общаго оканья.
Изъ всего этого слѣдуетъ, что нѣтъ ни одного всеобщаго, отличительнаго признака между новгородскимъ и владимірскимъ наречіями, а притомъ, что всѣ частные признаки — отрицательные. Напротивъ, различіе владимірскаго наречія отъ смоленскаго, рязанскаго, московскаго легко можетъ быть выражено въ признакахъ прямыхъ, положительныхъ.
Въ восточномъ наречіи гораздо менѣе разнообразія и отличія по полосамъ или губерніямъ; въ немъ болѣе татарскихъ словъ, чѣмъ въ сѣверномъ, напримѣръ: чокчуры — башмаки; курганъ — рукомойникъ; кутёнокъ — щенокъ; чекмарь — пестъ, колотушка; шаберъ — сосѣдъ; кульма — мотня невода, и проч.; есть довольно словъ отъ рускихъ корней, собствено, восточному наречію принадлежащихъ; есть такія, которымъ дано здѣсь особое значеніе: поводо́къ — пуповина; хо́литься — мыться; кругово́й — безумный, и проч. Въ Нижегородской много полуобрусѣлой мордвы, съ нечистымъ произношеніемъ; въ Симбирской слышно нѣсколько чувашскихъ словъ; въ Казани и Оренбургѣ въ обиходѣ татарскія или монгольскія: малахай — шапка, яргакъ — коневій чапанъ; ябага — шерсть; саба и турсукъ — бурдюкъ, мѣхъ, кожаный мѣшокъ; балта́ — топоръ; на Линіи образовалась особенная смѣсь языковъ: продажа на срокъ называется кутермой; руская баба — марджею (Марья); сливки — каймачокъ; слова въ родѣ: шабрёнокъ, айдате, камчи, маръ, маликъ, баранчукъ, баганъ, куянъ и проч. слышны безпрестанно.
В книгу вошли известные сказки русских писателей XIX века: волшебная повесть «Чёрная курица, или Подземные жители» Антония Погорельского (1787–1836); «Аленький цветочек» Сергея Тимофеевича Аксакова (1791–1859); «Девочка Снегурочка», «Про мышь зубастую да про воробья богатого», «Лиса лапотница» Владимира Ивановича Даля (1801–1872); «Городок в табакерке» и «Мороз Иванович» Владимира Фёдоровича Одоевского (1804–1869); «Конёк-горбунок» Петра Павловича Ершова (1815–1869); «Работник Емельян и пустой барабан», «Праведный судья» Льва Николаевича Толстого (1828–1910); «Лягушка-путешественница» и «Сказка о жабе и розе» Всеволода Михайловича Гаршина (1855–1888). Все сказки наполнены глубоким смыслом и обладают непреходящей ценностью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник сказок, загадок, пословиц, поговорок, игр для детей, созданный известным русским писателем Владимиром Ивановичем Далем. Художник В. Конашевич. Сохранены все иллюстрации из печатного издания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли повести и рассказы русских писателей, рассказывающие о жизни и вере, которая поддерживает и спасает…
Словарь живого великорусского языка В. И. Даля безусловно самый знаменитый русский толковый словарь. До сегодняшнего дня, несмотря на существование словарей-предшественников, диалектных, диахронических, жаргонных словарей, многотомных современных лексикографических описаний, время от времени оказывается, что Далев Словарь отражает русский язык точнее или полнее. Это собрание русской лексики, относящейся, по преимуществу, к диалектам и профессиональным жаргонам, составленное дилетантом-самоучкой, который неоднократно призывал писать как говорим, не проповедовать грамоты как спасения, не приносить никаких жертв для всеобщего водворения ее (С.-Петербургские ведомости, 1857, ј 245), который ратовал за полное избавление русского языка от иноязычных заимствований.
Обновленное и дополненное издание бестселлера, написанного авторитетным профессором Мичиганского университета, – живое и увлекательное введение в мир литературы с его символикой, темами и контекстами – дает ключ к более глубокому пониманию художественных произведений и позволяет сделать повседневное чтение более полезным и приятным. «Одно из центральных положений моей книги состоит в том, что существует некая всеобщая система образности, что сила образов и символов заключается в повторениях и переосмыслениях.
Монография, посвященная специфическому и малоизученному пласту американской неформальной лексики, – сленгу военнослужащих армии США. Написанная простым и понятным языком, работа может быть интересна не только лингвистам и военным, но и простым читателям.
Ноам Хомский, по мнению газеты Нью-Йорк Таймс, самый значимый интеллектуал из ныне живущих. В России он тоже популярный автор, один из властителей дум. Боб Блэк в этой книге рассматривает Хомского как лингвиста, который многим представляется светилом, и как общественного деятеля, которого многие считают анархистом. Пришла пора разобраться в научной работе и идеях Хомского, если мы хотим считаться его единомышленниками. И нужно быть готовыми ко всесторонней оценке его наследия – без церемоний.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
«Как начинался язык» предлагает читателю оригинальную, развернутую историю языка как человеческого изобретения — от возникновения нашего вида до появления более 7000 современных языков. Автор оспаривает популярную теорию Ноама Хомского о врожденном языковом инстинкте у представителей нашего вида. По мнению Эверетта, исторически речь развивалась постепенно в процессе коммуникации. Книга рассказывает о языке с позиции междисциплинарного подхода, с одной стороны, уделяя большое внимание взаимовлиянию языка и культуры, а с другой — особенностям мозга, позволившим человеку заговорить. Хотя охотники за окаменелостями и лингвисты приблизили нас к пониманию, как появился язык, открытия Эверетта перевернули современный лингвистический мир, прогремев далеко за пределами академических кругов.
В 1856 году известный археолог и историк Алексей Сергеевич Уваров обратился к членам Академии наук с необычным предложением: он хотел почтить память своего недавно скончавшегося отца, бывшего министра народного просвещения С. С. Уварова, учредив специальную премию, которая должна была ежегодно вручаться от имени Академии за лучшую пьесу и за лучшее исследование по истории. Немалые средства, полагавшиеся победителям, Уваров обещал выделять сам. Академики с благодарностью приняли предложение мецената и учредили первую в России литературную премию.