О, мой ангел… - [2]

— К пинате? — переспросила Надя.

— Именно. Пината — это игрушка из папье-маше, ее вешают на дерево или на какой-нибудь крючок.

Девушка в недоумении нахмурила лоб.

— Объясняю еще раз. В пинату кладут конфеты, какие-нибудь сладости или маленькие сувениры. Стоит ее сломать, как они дождем сыпятся оттуда. Дети бывают в восторге.

Он ухмыльнулся, увидев, как загорелись глазенки у четырех маленьких цыганят, державшихся за подол матери. Конечно, кто же не понимает слова «конфета»?

— Если вы убедите своего отца и его друзей освободить меня от этих пут, обещаю привезти вам самую большую пинату, какую только смогу найти.

Взглянув на сияющие детские лица, Надя громко рассмеялась, но потом с сомнением покачала головой.

— Вряд ли я приму твое предложение.

— Почему? — удивился Оуэн. Конечно, пината — это откровенная взятка, но как иначе привлечь на свою сторону молодое поколение табора и тем самым обрести свободу?

— Потому, что это будет обман.

— Кого же я обманываю?

— Себя самого.

Надя посмотрела на отца, на трех своих дядей и двух братьев. Позже выяснилось, что у нее их целых четыре.

— Они и не собирались тебя вешать. Просто хотели нагнать страху. Когда я прискакала, они спорили между собой, основательно ли ты напуган или нет. — Девушка мягко улыбнулась. — По твоему виду не скажешь, что тебе страшно.

Милош, скрестив руки на груди, внимательно наблюдал за дочерью.

— Но ты же не знаешь, что он сделал, — хмуро сказал отец.

— Ну и что же он натворил?

— Он обозвал твоих теток Цолу и Сашу плутовками и обманщицами.

Милош рассерженно ударил себя в грудь, а вслед за ним и его братья Рупа, Занко и Юрик.

— Барон собирался пристрелить его за это, но ты не разрешаешь применять здесь оружие, — сказал Юрик. — Поэтому мы решили связать его.

— Дюк Эллингтон призывал не убивать живую душу, — закричал Оуэн.

Губы Нади тронула легкая улыбка. Среди присутствовавших вряд ли можно было сыскать поклонников джазовой музыки или знатоков ковбойских фильмов.

— Мой отец, — сказала она, — скорее, знает Джона Вейна, а не Дюка Эллингтона, мистер?..

— Прескотт, — он чуть поклонился. — Оуэн Прескотт.

— Прескотт? — Надя прикусила нижнюю губу. — Я слышала о дающем ссуды под залог недвижимости, то бишь ипотечном банке Прескоттов, фирме, торгующей хозяйственными товарами, которая принадлежит Прескоттам. По-моему, есть еще строительная компания, а также мукомольное предприятие Прескоттов. Ты относишься к каким из них?

Оуэн щелкнул каблуками и попытался было низко поклониться, однако сделать это ему помешала веревка на шее.

— К вашим услугам, мэм, — любезно ответил он. — Хотелось бы знать, с кем имею честь беседовать в этот замечательный летний день?

— Надя Кондратович, — прошептала она чуть слышно и при этом сильно побледнела. Затем повернулась к сородичам и, нарушая правила приличия, замахала руками и что-то громко закричала на непонятном языке.

Спустя минуту или две Оуэн вздохнул свободно. Петля соскользнула с его горла, и руки были развязаны. Без посторонней помощи он спрыгнул на землю. Первое, что он сделал, — отряхнул свои штаны от пыли.

— Мне известно, что ты и твое семейство — люди в Кроу Хеде новые и еще не знаете как следует наших традиций. — Он посмотрел на Надю, поправляя воротник белой рубашки с короткими рукавами. — Мы ценим гостеприимство, а как назвать ваше поведение?

Надя побледнела еще сильнее.

— Мистер Прескотт…

— Надя. — Ему понравилось произносить ее имя. Оно, как льдинка, соскальзывало с языка. Его вообще привлекало все иностранное и экзотическое. — Мое имя Оуэн.

Надя робела так обращаться к нему. В принципе город Кроу Хед должен был бы называться Прескоттом, Прескоттвилем или, наконец, Прескотт-тауном. Отлитая в бронзе статуя генерала армии конфедератов Джереми Прескотта украшала центральную площадь этого города. Он восседал на поднявшейся на дыбы лошади, а вокруг простирался цветник, занимавший целых пол-акра. Почти каждое сооружение в городе носило имя Прескотта, включая здание ипотечного банка. Ранчо Кондратовичей было под его опекой, а Оуэн Дж. Прескотт мог лишить их этого владения одним росчерком пера.

— Мистер Прескотт…

— Оуэн, Надя, Оуэн. — Он подарил ей свою самую ослепительную улыбку.

Надя с усилием проглотила комок в горле.

— Хорошо, Оуэн. — Она сурово посмотрела на двух своих теток. — Цола и Саша! Чем вы занимались в городе?

Оуэн оглядел женщин, стоявших поодаль, и попытался определить, кто из них Цола и Саша, но ему это не удалось. На лицах цыганок было написано одинаковое безразличие с примесью горделивого упрямства.

— К вашему сведению, любезная Надя, именно те, кого вы называете Цолой и Сашей, продали моей тетушке Верне целый ящик бутылок с обычной водой, уверяя ее, что это эликсир молодости.

Надя что-то невнятно пробормотала порусски и стала молить Оуэна о прощении. Вся многочисленная родня, которая когда-нибудь сведет ее с ума, даже не представляет, чем пришлось пожертвовать Наде, чтобы вывезти их в Соединенные Штаты. Она терпеливо, по нескольку раз на день, просила их соблюдать здешние законы, учить английский и избегать неприятностей. Но оказывается, ее воспитательная деятельность не принесла нужных плодов.