О любви - [67]

Мерман рассказывал мне, что женатый человек, уличенный в супружеской измене, может быть приговорен брауншвейгским судом к десяти годам тюрьмы; закон этот вышел из употребления, но все же оказывает влияние; благодаря ему не решаются шутить такого рода вещами; репутация волокиты отнюдь не является здесь преимуществом, как во Франции, где почти невозможно оспаривать ее у женатого человека в его присутствии, не рискуя оскорбить его.

Всякий, кто сказал бы моему полковнику или К., что они не путаются больше с женщинами с тех пор, как женились, не вызвал бы у них сочувствия.

Несколько лет тому назад одна из здешних женщин в порыве благочестивого раскаяния призналась мужу, занимающему придворную должность при Брауншвейгском дворе, что она обманывала его шесть лет подряд. Муж, столь же глупый, как жена, пошел и доложил об этом герцогу; счастливый любовник вынужден был подать в отставку и покинуть страну в двадцать четыре часа, после того как герцог пригрозил привлечь его к суду.

Гальберштадт, 7 июля 1807 г.

Мужей здесь не обманывают, это правда, но зато какие здесь женщины, великий боже! Статуи, еле организованные массы. До брака они очень приятны, быстры, как газели, с живым и нежным взглядом, который сразу улавливает все признаки любви. Объясняется это тем, что они заняты охотой на мужа. Но едва муж найден, они становятся всего-навсего производительницами детей, непрерывно обожающими производителя. В семье, где есть четверо или пятеро детей, один из них обязательно болен, ибо половина детей умирает, не достигнув семи лет, а в здешних краях, как только один из детей захворал, мать перестает выезжать в свет. Я вижу, что им доставляют неизъяснимое наслаждение ласки их детей. Мало-помалу они теряют все свои мысли. Это совсем как в Филадельфии. Молодые девушки, отличающиеся самой безумной и самой невинной веселостью, менее чем через год становятся скучнейшими из жен. Чтобы покончить с немецкими браками, прибавлю, что приданое жен совсем ничтожно по причине майоратов. Фрейлейн фон Дисдорф, отец которой имеет сорок тысяч ливров годового дохода, получит в приданое, может быть, две тысячи экю (семь тысяч пятьсот франков).

Господин фон Мерман взял четыре тысячи экю за своей женой.

Дополнение к приданому выплачивается при дворе тщеславием. Мерман говорил мне, что среди буржуазии можно найти невест с приданым в сто тысяч или сто пятьдесят тысяч экю (шестьсот тысяч франков вместо пятнадцати тысяч); но тогда нельзя более появляться при дворе, а это значит быть изгнанным из всякого общества, где присутствуют принц и принцесса. «Это ужасно!» – таково его собственное выражение, и это был крик сердца.

Немецкая женщина, обладающая душою Фи… с ее умом, с ее лицом, благородным и чувствительным, с ее огнем в восемнадцать лет (теперь ей двадцать семь), будучи вполне порядочной и исполненной естественности, согласно нравам здешней страны, имея по той же причине лишь небольшую и полезную дозу религиозности, несомненно, могла бы сделать своего мужа счастливым. Но как льстить себя надеждой, что сохранишь постоянство вблизи столь несносных матерей семейства?

«Но он был женат», – ответила она мне сегодня утром, когда я порицал четырехлетнее молчание любовника Коринны, лорда Освальда. Она не спала до четырех часов утра, читая «Коринну»; этот роман глубоко взволновал ее, и она отвечает мне с трогательным простодушием: «Но он был женат».

В Фи… столько естественности и наивной чувствительности, что даже на родине естественности она кажется недотрогой ничтожным умам, обитающим в ничтожных душах. Их шутки вызывают у нее тошноту, и она этого отнюдь не скрывает.

В хорошей компании она смеется как сумасшедшая, слушая самые веселые шутки. Это она мне рассказала историю юной шестнадцатилетней принцессы, впоследствии столь прославившейся, которая часто заставляла офицера, стоявшего на дежурстве у ее дверей, подниматься в ее покои.

Швейцария

Я мало знал семей более счастливых, чем те, которые живут в Оберланде, области Швейцарии, расположенной около Берна, и всем известно (1816), что молодые девушки проводят там со своими поклонниками каждую ночь с субботы на воскресенье.

Глупцы, воображающие, что они знают свет, потому что совершили путешествие из Парижа в Сен-Клу, конечно, запротестуют; к счастью, я нахожу у одного швейцарского писателя[210] подтверждение тому, что я лично наблюдал в течение четырех месяцев.

Один славный крестьянин жаловался мне на опустошения, производившиеся в его огороде; я спросил, почему у него нет собаки. «Мои дочери никогда бы тогда не вышли замуж». Я не понял его ответа; он добавил, что у него была такая злая собака, что ни один парень не решался влезть к нему в окно.

Другой крестьянин, мэр своей деревни, желая похвалить свою жену, говорил мне, что в те времена, когда она была девушкой, ни у кого не было больше Kilter’oв, или «бодрствователей» (это значит, что у нее больше всего было молодых людей, приходивших проводить с нею ночь).

Некий полковник, пользующийся общим уважением, был вынужден во время поездки в горы провести ночь в одной из самых уединенных и живописных долин этой страны. Он остановился у мэра этой долины, человека богатого и почитаемого. Входя, иностранец заметил молодую девушку лет шестнадцати, образец грации, свежести и простоты; то была дочь хозяина дома. В этот вечер состоялся бал под открытым небом; иностранец стал ухаживать за молодой девушкой, которая отличалась поистине поразительной красотой. Наконец, набравшись смелости, он спросил, не может ли он