О Леонардо и его взглядах - [7]

При безразличии к человеческому роду Леонардо в то же время обнаруживает постоянную жажду удивлять со­бой и своими творениями. Дело доходит до полной бес­принципности в выборе покровителей. Но когда Леонардо говорит, что он служит тому, кто больше платит, то важ­но не только само это положение, а также и то, что ему почти все равно, чем заниматься и за что получать деньги. Отсюда известное мнение об универсализме Леонардо, по поводу которого В. Н. Лазарев делает такое замечание в статье «Жизнь и творчество Леонардо да Винчи»: «...при ближайшем рассмотрении выясняется, что его гениальный ум охватывал далеко не все стороны бытия. Уже из био­графии мастера легко можно было усмотреть его равноду­шие к социальным проблемам... С необычайной легкостью перекидывался он из одного лагеря в другой, бесстрастно созерцая окружавшие его злодеяния. Историческая судьба Италии в такой же мере не интересовала его, как и побои факт социальной жизни. И столь же законченным эгоцен­тристом выступает Леонардо в своей философии... Про­являя огромный интерес к изучению природы, он никогда не задает себе вопроса, какова же цель этого изучения. Стремясь сделать науку утилитарной, он в то же время об­ходит полным молчанием такие моменты, как роль и значение науки для человека. Все его рассуждения на моральные темы необычайно бледны, худосочны и хо­дульны... Подобная асоциальность леонардовского образа мышления лишает его гений теплоты... Для него суще­ствует лишь одна цель — познание, но, какова цель этой цели, он не знает».

В своей работе 1952 г. В. Н. Лазарев внешне как будто бы отрицает асоциальную настроенность Леонардо. Одна­ко на самом деле В. Н. Лазарев продолжает давать ту же самую характеристику асоциальности Леонардо, но только углубляет ее в направлении горестных и печальных чувств Леонардо, тоже нисколько не свидетельствующих о каких-нибудь его социальных взглядах в положительном смысле. В. Н. Лазарев пишет: «Постоянно соприкасаясь с тирана­ми, королями и панами, наблюдая их циническое отноше­ние к людям, их безудержную погоню за наслаждениями, их полное равнодушие к социальным проблемам, Леонар­до проникался горечью и скепсисом, и эти свои настроения он и выражал в засекреченных записях» (67, 71).

Возвратимся к анализу личности Леонардо у Шастеля. У него мы читаем такое рассуждение: «Записи его дневни­ков, столь обильные и столь разнообразные, представляют все свидетельства, какие только можно желать, об этом чувстве юмора, об этой итальянской живости, об этой об­наженной впечатлительности, об этом присутствии духа у Леонардо, которые не терпят ни скуки, ни глупости, ни лжи... Преувеличивали значимость его изобретений, на­дежность его расчетов, но невозможно преувеличить ак­тивность его духа, который, кажется, способен найти точный ответ на все реальные или воображаемые потреб­ности... Когда начали разбирать его рукописи и бесчис­ленные рисунки, едва шестьдесят лет назад, в них обнару­жили все механические открытия XIX в.» (163а, 12).

«Его (Леонардо) физическая красота превосходила вся­кую похвалу, — пишет Джордже Вазари, — во всех его же­стах была более чем бесконечная грация, он обладал та­лантом столь полным и сильным, что все трудности, встававшие перед его умом, разрешались с легкостью. Его громадная сила сочеталась с ловкостью, его сердце и чув­ства отличались всегда царственным благородством. Его известность возросла настолько, что не только при жизни он был окружен почетом, но слава его стала еще более велика после его смерти. Поистине удивительным и не­бесным был Леонардо, сын Пьеро да Винчи; он пошел бы очень далеко в знании и в углублении культуры, если бы он не был столь прихотлив и неустойчив. Ибо он начал из­учение многих предметов, но, едва начав их, он их бросал» (там же, 21).

Шастель, продолжая изложение Вазари, пишет: «Его бе­седа была столь приятной, что он привлекал все сердца; почти не имея состояния и работая нерегулярно, он всегда имел слуг, лошадей, которых очень любил, и всякого рода животных, которыми он занимался с громадным интере­сом и терпением... Но несомненно, его понимание искус­ства заставило его начать многие вещи и ни одной из них не кончить, как если бы его рука была неспособна до­стигнуть совершенства, о котором он мечтал... Его при­хотливые исследования привели его к естественной фило­софии, к изучению свойств растений, к тщательному наблюдению за движением небесных тел, лунной орбиты, обращением солнца. И он образовал в своем уме столь еретическое учение, что не зависел уже ни от какой рели­гии, желая быть более философом, чем христианином» (там же, 23-24).

Последняя фраза в более поздних изданиях биографии Вазари опускалась. Опускалась обычно и фраза о его обра­щении перед смертью: «Он пожелал тщательно узнать о католических обычаях и о благой и святой христианской религии, после чего со многими слезами он исповедался и покаялся». Перед самой смертью Леонардо «говорил еще о том, сколь он оскорблял бога и людей, не работая в своем искусстве так, как следовало» (там же, 36). Среди записей в дневниках Леонардо интересны следую­щие: