О лебединых крыльях, котах и чудесах - [10]

Пока рассматривала божью коровку, вспомнила, как один дедушкин знакомый перенес урологическую операцию и на вопросы о здоровье полюбил отвечать «струя крепчает!», чем вводил в смущение женщин-коллег. Продолжалось это до тех пор, пока его случайно не услышала жена.

– Хоть что-то у тебя крепчает! – прошипела она, и с тех пор коллега на вопросы о здоровье краснел и говорил, что спасибо, все хорошо, и шрам больше не тревожит, и вообще самочувствие отличное.

В пасхальную ночь за окном услышала тихий нежный перезвон колоколов. Изумилась, посмотрела на часы – начало второго. Прежде по ночам никогда не звонили, даже на большие праздники.

Сперва мне подумалось, что бить сейчас в колокола не совсем гуманно, ведь по соседству с храмом жилые дома, где спят люди. Но перезвон был так прекрасен, что я невольно отвлеклась от сочувствия разбуженным бедолагам. Он плыл издалека и в то же время звучал рядом, наполняя всю комнату, и чем дольше я слушала, тем радостнее мне становилось. Не знаю, как лучше объяснить, но в его однообразной мелодичности и в самом деле была радость, а еще прощение всем и обещание, что смерти не будет, а раз так, думала я, благоговейно внимая ангельским звукам, пусть звонят, когда хотят, потому что для этой вести нет неподходящего времени.

Колокола всё пели и пели, разгоняя тьму. Я зашла на кухню, чтобы открыть окно, и обнаружила, что все это время звенела батарея бутылок на холодильнике.

Три виски, три коньяка, два хереса и пиво. Я проникалась благодатью под звон непочатого бухла.

Каждый раз в таких случаях вспоминаю фразу, что человек есть устройство по переработке трэша в Царствие Небесное. Она не об этом, но и об этом тоже.

Билет

Однажды мне рассказывали историю о девушке в чужом негостеприимном городе. Город был большой, девушка была маленькая, и как это часто случается с маленькими людьми в больших городах, история ее была об одиночестве и немоте. Люди, к которым не умеешь обратиться, предметы, которым не знаешь названия. Она учила язык, но ей казалось, что, пока она запоминает три новых слова, в мире рождается еще три тысячи.

В общем, это было безрадостное повествование о том, как каждое утро девушка просыпалась затемно в комнатушке, где, кроме неё, жили, ели и спали еще какие-то люди, и бежала на электричку или какой-то пригородный поезд, который доставлял ее на работу. Не помню, чем она занималась – мыла ли полы, перебирала ли овощи, баюкала ли чужого ребенка, – да это и не имеет значения. Она добросовестно тянула свою лямку каждый день, а в конце дня падала без сил на койку, вокруг которой продолжали жить, есть и спать.

Повседневность ее была бы совершенно беспросветной, если бы не лотерейный билет. Девушка покупала его каждое утро. Грошовый билетик – они продавались на станции, с которой ее увозила электричка. Смысл этой небольшой, но довольно существенной для нее траты заключался в том, что каждый новый билет приближал исполнение ее мечты. Потому что девушка твёрдо намеревалась однажды выиграть. И не просто свой месячный заработок или, допустим, поездку на Канары.

Она хотела выиграть квартиру.

Что такое квартира для бездомной, несчастной, нищей девочки в чужой стране? Если подходить к делу практично, то хлопоты, налоги, продажа, налоги с продажи… Но Золушка никогда не думает о тыкве в контексте износа рессор и оплаты проезда по частной королевской трассе. Для нее это лишь способ быстрее добраться до королевского дворца – туда, где всегда воскресенье, и свечи, и праздник, и лето, и смех, и то, что нельзя.

Девушка мечтала о своей квартире, потому что именно так в ее представлении выглядело счастье. Одиночество пассажира в плацкартном вагоне и одиночество машиниста, смотрящего в окно локомотива, – это два разных одиночества. По ночам, засыпая, она мысленно красила стены спальни в светло-зеленый и расставляла на подоконниках фиалки – обязательно синие с белой каймой.

Удивительно, до чего изобретательны становятся некоторые люди, когда им не хватает света. Лотерейный билет был лампочкой – единственной, которая подсвечивала для нее темноту утренней станции, да и всю остальную темноту. Каждое утро девушка стирала защитный слой с картонного прямоугольника и в те минуты, пока еще не вскрытый билет был в ее руках, чувствовала себя почти счастливой.

Ах да, чуть не забыла одну важную деталь.

В эту лотерею не разыгрывалась квартира.

Невозможно было получить ее, что бы ни оказалось под защитным слоем на картонном прямоугольнике. Никак. Никоим образом. Предполагались какие-то ерундовые призы – допустим, пластиковые китайские игрушки, или чашки-непроливайки, или даже карандаши, которыми можно было бы нарисовать дом, а в нём зеленую спальню и фиалки с белой каймой.

Но и только.

Девушка знала об этом с самого начала, с той минуты, когда потратила деньги на первый билет. Но день за днем, месяц за месяцем она продолжала покупать их и мысленно облагораживать свой маленький частный рай ковриками из «Икеи» и полосатыми занавесками из нее же.

Когда я думаю об этом, меня охватывает нечто вроде благоговения. Каждый день человек терпеливо создает параллельную реальность и протискивается сквозь крошечную мятую дверцу лотерейного билета из своей собственной жизни в другую – причем даже не в ту, где он счастлив, а всего лишь туда, где допускается такая возможность.