О команде Сталина - годы опасной жизни в советской политике - [131]
Научная литература о переходном периоде в 1953 году после смерти Сталина настолько мала, что любой подробный анализ становится новаторским. В основном годы коллективного руководства, 1953–1957, как правило, выпадают из истории — от смерти Сталина сразу переходят к власти Хрущева. Для простоты названия книг часто предполагают, что после ухода Сталина режиссером спектакля сразу же стал Хрущев, единственный реформатор[953]. Но импульс реформирования исходил от постсталинского коллективного руководства, в котором Хрущев был поначалу далеко не доминирующей фигурой. В настоящем исследовании я пришла к выводу, что переход был блестяще осуществлен именно командой, известной как «коллективное руководство». Ей удалось не только сохранить стабильность, но даже запустить, в удивительно короткие сроки, целый ряд реформ. Эти достижения переходного периода заслуживают особого внимания не только из-за собственной важности, но и потому, что они косвенно подтверждают значимость команды и ее устойчивость даже в последние сталинские годы. Трудно поверить, что такие быстрые и последовательные действия были бы возможны, если бы у новой правящей группы не было опыта совместной работы в команде. Действительно, скорость и масштаб реформаторских усилий также позволяют предположить, что в команде существовал невысказанный консенсус по этим вопросам еще до смерти Сталина[954].
Как историк повседневной советской жизни 1930-х годов, я привыкла в качестве эквивалента данных общественного мнения для этого периода использовать письма граждан к властям, чтобы получить представление, возможно, неверное, о том, как люди воспринимали мир. Поскольку обычные люди мало знали о ком-либо из членов руководства, кроме Сталина, они склонны были выражать свое мнение (на удивление часто оно было негативным) именно о нем, а не о его соратниках. Положение изменилось после смерти Сталина, когда широкой публике стало доступно гораздо больше информации о большой политике, а запреты на выражение негативных мнений стали слабее. Внезапно в публичном дискурсе ожили отдельные члены команды, и поскольку они были озабочены легитимностью, то стали гораздо внимательнее относиться к тому, что о них говорили, нежели было принято начиная с 1920-х годов. Одним из нововведений этого исследования было включение народной реакции на действия и политику руководства, насколько эта реакция была известна команде, наряду с более традиционным анализом процессов большой политики раннего послесталинского периода. Мне было особенно интересно увидеть, насколько сильны в 1953–1954 годах были сторонники Молотова, особенно, но не только, среди членов партии. Тем более поразительным было его принятие коллективного руководства и неспособность претендовать на высшую должность. Не менее поразительным является отсутствие популярности у Хрущева — сначала потому, что люди его не знали, а затем, в конце 1950-х годов, потому что многим не понравилось то, что они узнали[955].
Еще одним удивительным открытием стало то, что с точки зрения популярных мнений внутри страны самой большой проблемой команды оказался еврейский вопрос. Резкое изменение антисемитской риторики сталинских последних лет расстроило и разочаровало большую часть (нееврейской) общественности, а тот факт, что Сталин умер сразу после того, как указал пальцем на (еврейских) врачей как возможных шпионов и убийц, заставил многих подозревать, что доктора его и убили. В последующие несколько лет еврейский вопрос возникал везде. В кремлинологии, включая интерпретацию международных отношений, в то время было принято размышлять о том, кто из лидеров на самом деле был евреем или действовал от имени евреев. В документах, касающихся общественного мнения за 1930-е годы (докладные записки о «настроениях» и письма граждан), нет ничего похожего на эту общую одержимость евреями, поэтому очевидно, что в 1940-х годах произошло нечто, что фундаментальным образом изменило ситуацию[956]. В чем бы ни была первопричина этих настроений — обиды военного времени по поводу привилегированных евреев, которые «отсиживались в Ташкенте», или позднесталинистская антисемитская политика, — последствия, по словам Юрия Слезкина, были роковыми как в долгосрочной, так и в краткосрочной перспективе не только для советских евреев, но также и для самого режима и его легитимности в глазах советской образованной общественности.
Мое понимание коллективного руководства, взявшего на себя управление страной после смерти Сталина (или, точнее, за день до этого события), состоит в том, что это действительно была более или менее командная работа, по крайней мере, для ряда ключевых игроков, таких как Молотов, Маленков и Микоян, не говоря уже о членах команды, которые тогда имели меньший политический вес, таких как Ворошилов и Каганович. Но были и исключения, например, Берия. Он быстро стал самым смелым и радикальным из реформаторов, следовательно, неудивительно, что он же пал первой жертвой постсталинского руководства, когда другие члены команды коллективно арестовали его в июле 1953 года, а в конце того же года он был казнен. Удаление Берии оказалось блестящим пиар-ходом: это означало, что теперь его можно было обвинить во всем, а остальной команде поставить в заслугу отказ от массового террора после Сталина (хотя фактически этот отказ был инициативой Берии). Еще одним участником коллективного руководства, который лично предпочел другую модель, с самим собой во главе, был Хрущев. Тот факт, что в середине 1957 года он одержал верх над большей частью команды, возглавляемой Молотовым, был помесью удачи и своевременной помощи со стороны военных и силовых структур.
Работа Шейлы Фицпатрик, специалиста по советской социальной, политической и культурной истории, посвящена проблемам индивидуальной идентичности в советском обществе, процессам ее «переделки» после революции 1917 г. и их социальным последствиям, а также начальному этапу новой трансформации идентичности после распада Советского Союза.Книга предназначена для специалистов-историков и для широкого круга читателей, интересующихся советской и российской историей.
Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года)
В книге рассказывается о жизни знаменитого немецкого археолога Генриха Шлимана, о раскопках Трои и других очагов микенской культуры.
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".
Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.