О! Как ты дерзок, Автандил! - [85]

Шрифт
Интервал

Папа мальчика тоже попросил сигарету. Вообще он не курил давно.

– Да знаю я, Тамара. Извини. На меня он тоже обиделся. Еще Алексей Иванович со своей Богемой…

– Не ищи виноватых. Виноваты мы сами. Пошли к Автандилу.

Автандил сразу увидел, что на щитке нет ключей от лодок. В одних трусах бросился на мол. Ялика на привязи тоже не оказалось. По мобильному позвонил Левону, директору базы:

– Левчик, просыпайся, у нас ЧП!

Левон приехал на машине очень быстро. Жил где-то неподалеку.

– Такого у нас еще не было… Бывает, лодки и надувные матрасы относит течением к Сухуми. За ночь его могло снести и к Пицунде. Береговая охрана на мысах заметила бы и подняла тревогу. Но сегодня ветер дует в глубь моря.

Автандил уже оделся. И тоже закурил:

– Какой прогноз на сегодня? Нужно звонить в МЧС. Они вышлют вертолет.

Левон – несмотря на утро он был в свежей сорочке и чисто выбрит, ответил:

– Шторм целый день. Ветер шквалистый. Вертолет не вылетит. И потом, если мы обратимся в МЧС, нашу базу закроют, а меня лишат лицензии. Сейчас у нас в домиках около ста отдыхающих.

Автандил схватил директора за грудки:

– Левчик, ты о чем?! Пацана захлестнет вместе с яликом. Я до конца жизни тебя не прощу!

Левон вскипел:

– Руки убери! Мне Элка сегодня десять минут рубаху гладила… Себя тоже не простишь! Вчера нужно было не баб клеить, а за порядком смотреть!

Мама мальчика вдруг спросила:

– Что значит от сердца – к солнцу?

Ответил Кольчугин:

– Жест такой, рукой… Боевое приветствие римских легионеров. – Он показал. – Клялись в верности кесарю.

Тамара ответила:

– Вот ты и доигрался со своими кесарями и штабами!

Она заплакала.

Прибежал Алексей Иванович. Лысина у него покраснела и блестела от загара, полученного в Юпшарском каньоне. Левон заметил:

– Вы, кажется, сгорели, Алексей Иванович.

Не стесняясь мамы мальчика, литератор ответил:

– Абсолютно весь, нахер, Левушка! Я сейчас позвоню Шпаку Георгию Ивановичу, он бывший командующий ВДВ. Генерал в отставке. Мы с ним еще с Афганистана знакомы. Надо связаться с Южным военным округом. У них в Темрюке стоит сто тридцать восьмая бригада морских пехотинцев. Подключим вертолетный полк… Десант летает в любую погоду!

Подошли Марсель, Гамлет и Майя. Уже гомонила вся база отдыха. Хлопали двери, мужики выходили покурить под навес, женщины окружили маму мальчика. Майя принесла ей воды в пластиковом стаканчике.

– Значит, так, – сказал Левон, – пусть все расходятся по своим бунгало. Нечего тут митинговать! Купаться сегодня все равно нельзя. Через час организуем экскурсию на Афон. Просьба записываться на автобус!

В небольшом кабинетике Левона сам собою организовался штаб по спасению мальчика. Автандил, Кольчугин и Алексей Иванович о чем-то шушукались в стороне. По всему было похоже, что они собираются опохмелиться. Левон звонил своему дяде – известному на побережье врачу-гинекологу. Мембрана телефона была громкой и все слышали, как дядя ругался:

– Какой Темрюк?! Ты в своем уме, Лева? Южный округ базируется в Ростове, штаб Черноморского флота – в Севастополе… Даже если я договорюсь на атомную подводную лодку или на большой противолодочный корабль, сколько он будет идти к вам? Его давно отнесло или в Грузию, или в Турцию. В Болгарию?! Слишком далеко… В Трабзоне и в Самсуне у меня есть знакомые медики… Они нам гинекологические кресла поставляют… Трабзон и Самсун, племянник, это Турция, а не Болгария! Прямо, налево и – наискосок. С братушками я договорился бы на раз-два-три. Надо выходить на турецкую береговую охрану и спрашивать: мальчика в ялике не видали? Он из Абхазии приплыл…

Гамлет услышал название города Самсун. Подошел к папе мальчика:

– В Самсуне живет дядя Самвел. Он нам какой-то родственник. Дядя Самвел работает шофером у начальника порта. Большой город – большой порт… Там знаешь, сколько катеров и лодок! Они даже фестиваль амазонок проводят у себя в порту. Хочешь, позвоню прямо сейчас?

Не дожидаясь разрешения, Гамлет стал тыкать пальцем в экран телефона. Что-то излишне радостно минут пять кричал по-армянски. Потом доложил:

– В Самсуне отличная погода! Циклон только у нашего берега. Через пять минут дядя Самвел позвонит начальнику порта, тот свяжется с командиром береговой охраны – они кунаки, катера три-четыре смогут послать… Это такие быстрые катера типа пограничных «Аистов».

Сумрачно глядя в окно, папа мальчика, скорее уже на автомате, пояснил:

– История города Самсун связана с именем царя Митридата… Там жили греки, армяне, а потом турки. Основы нового турецкого государства Мустафа Кемаль Ататюрк заложил именно в Самсуне. По легенде, город считается родиной амазонок… В Трабзоне есть монастырь Панагия Сумела, он в скалу встроен. А катера «Аисты» сняты с производства двадцать лет назад.

Марсель вдруг воздел руки к потолку и громко закричал:

– Самсун, Темрюк, атомоход из Севастополя! О чем мы говорим? В пятнадцати минутах на такси от нас – Седьмая база! Вэче ноль девять триста тридцать два! Краснознаменная, орденов Кутузова и Красной Звезды военная база! У меня там на кухне знакомая девушка поваром работает. У них сам Громов служил. Ну тот – из Афгана, он потом еще губернатором стал!


Еще от автора Александр Иванович Куприянов
Жук золотой

Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной.


Истопник

«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)