О, Иерусалим! - [77]

— Ешь, — сказал он. И, когда она взяла хлеб, добавил: — Ты — под моей защитой.

Затем он повёл её к своему броневику. Из восьмидесяти восьми кибуцников центрального поселения, ещё остававшихся в живых к началу последней атаки Таля, уцелели только четверо: Элиза Фейхтвангер, Яаков Эдельштейн и двое братьев Бен-Сира — Нахум и Ицхак.

На холмы вокруг Кфар-Эциона опустилась мёртвая тишина. С падением центрального поселения три остальных кибуца Эционского четырехугольника — Массуот, Эйн-Цурим и Ревадим — бьши обречены: их защитники были немногочисленны, и у них не хватало оружия. Они ждали, когда наступит их черёд.

Абдалла Таль выполнил свою задачу и вместе со своим полком вернулся на базу. Абдул Халим Шалаф, главный помощник Хадж Амина в районе Хеврона, собирал своих людей, готовясь к захвату поселений. Отчаявшиеся кибуцники сообщили в штаб Шалтиэля о своём решении: попытаться ночью прорвать окружение и уйти в Иерусалим пешком. Давид Шалтиэль связался с Красным Крестом и с консулами Бельгии, Франции и США, пытаясь с их помощью предотвратить резню.

На заре следующего дня переговоры увенчались успехом. Однако кибуцникам пришлось за своё спасение заплатить дорогую цену — отправиться в Амман в качестве военнопленных.

С четырёх часов утра вступило в силу непрочное соглашение о прекращении огня, о котором договорился Красный Крест.

Поселения Эционского четырехугольника были окружены несметными ордами феллахов из окрестных сел, и делегация Красного Креста, приехавшая наблюдать за сдачей кибуцников в плен, вынуждена была буквально продираться сквозь толпы орущих арабов.

В конце концов в полдень прибыло подразделение Арабского легиона, и началась церемония капитуляции. Офицеры Ҳаганы отказались сдать личное оружие до тех пор, пока женщины и раненые не будут размещены в санитарных машинах, а мужчины — в кузовах грузовиков Легиона. Отправляясь в плен, кибуцники видели, как вспыхивают их дома и как арабы, подобно саранче, набрасываются на виноградники и фруктовые сады, вырывая с корнем деревья, только начавшие плодоносить.

31. Пятый день ияра

Оживлённо перешёптываясь, двое мужчин прохаживались взад и вперёд перед ограждением из колючей проволоки, натянутым вдоль улицы. Над крышами Иерусалима показались первые лучи утренней зари. Один из этих мужчин был офицером британской армии — комендантом Бевинграда, а другой — бывшим полицейским, а ныне офицером Ҳаганы, которому Давид Шалтиэль поручил взять Бевинград после ухода англичан.

Арье Шур напряжённо ловил каждое слово англичанина, описывавшего порядок эвакуации британских войск из района, имевшего важнейшее стратегическое значение для контроля над Иерусалимом. Эвакуация должна была начаться через несколько минут.

— Ну, мне пора, — закончил англичанин. — Желаю удачи!

— Подождите, — остановил его Шур. — Мне хотелось бы кое-что подарить вам в знак благодарности за всё, что вы для нас сделали. Возможно, вы сегодня спасли иерусалимских евреев от резни.

Шур опустил руку в карман и вытащил самый подходящий подарок, какой он мог разыскать в осаждённом городе, — золотые часы. На крышке была выгравирована фамилия англичанина и фраза, которая многие годы должна была напоминать ему о признательности еврейской армии: «С благодарностью от X.».

Пожав англичанину руку на прощанье, Шур вернулся в свой штаб. Оттуда он с помощью сложной системы телефонной связи поддерживал контакт с десятками наблюдателей, расположившихся вокруг Бевинграда в окнах и на крышах, а также с техниками-связистами, которые должны были, разматывая катушки проводов, подсоединённых к портативным телефонным аппаратам, двинуться следом за бойцами Ҳаганы и сообщать Шуру об их передвижении.

Система связи создавалась и монтировалась несколько недель, и теперь скрупулёзная работа начала приносить плоды. На пульте перед Шуром зажглась сигнальная лампочка. Звонил один из наблюдателей. Он только что увидел, как первые британские солдаты начали покидать Центральный почтамт. Шур взглянул на часы. Его друг-англичанин сдержал своё слово. Было ровно четыре часа — минута в минуту.

В Бевинграде и в Нотр-Дам, в лагере имени Алленби и в казармах «Эль-Аламейн», на Холме совета дьяволов[9] и в уже почти пустом отeле «Царь Давид» — словом, везде, где располагались англичане, с первыми лучами рассвета началось движение. Солдаты кидали в кузова грузовиков тяжёлые вещмешки, штатские укладывали последние чемоданы, урчали моторы, машины выстраивались в колонны, люди тянулись на сборные пункты.

Некоторых британских солдат перспектива ухода из Палестины ставила перед дилеммой, древней, как мир и война: покинуть ли любимую девушку или дезертировать и начать новую жизнь на чужбине.

Майк Скотт не колебался. Уже в течение нескольких месяцев он раз в неделю, сидя в тёмном зале кинотеатра, передавал своей невесте-еврейке секретные документы британской военной разведки, в которой служил. Получив приказ отправляться домой, он немедленно явился к Вивиану Герцогу и спросил, чем может быть полезен.

— Хотите, — сказал он, — я что-нибудь захвачу с собой, когда покину армию и приду к вам?