Он никогда не опаздывал. Каждый вечер, когда приходил немец, неся с собой старый маузер, бинокль в потертом кожаном футляре и судок с ужином, жители городка Ме-ан-Мюльсьен знали, что уже шесть часов. Когда он пересекал вымощенную булыжником площадь, с построенной в романском стиле колокольни небольшой церквушки XII века Нотр-Дам-де-л’Ассомпсьон, которая возвышалась над серыми черепичными крышами Ме-ан-Мюльсьена, приютившись на вершине холма над речкой Урк, в 37 милях к северо-востоку от Парижа, неизменно раздавались первые звуки колокола, зовущего к вечерней молитве.
Немец — седеющий сержант люфтваффе — всегда размеренно шагал прямо на этот мирный звук. У дверей церкви он снимал пилотку и входил внутрь. Медленно взбирался по узкой винтовой лестнице на колокольню. Там, на самом верху, стояли стол, газовая лампа и стул. На столе рядом с грязно-зеленым полевым телефоном были аккуратно разложены карта немецкого генерального штаба, блокнот и календарь. Колокольня Нотр-Дам-де-л’Ассомпсьон служила наблюдательным пунктом люфтваффе.
Отсюда немец мог просматривать в бинокль всю местность. От шпилей собора в Mo на юге до средневековых каменных стен Шато-де-ла-Ферте-Милон на севере его взгляд прощупывал участок на глубину до 13 миль, минуя грациозную излучину Марны, терракотовые стены городка Лизи-сюр-Урк и возвращаясь к поросшим тополями и круто обрывающимся вниз берегам Урка.
Через несколько часов на этот мирный пейзаж, предстающий взгляду вооруженного биноклем сержанта, опустится ночь. Всматриваясь в тени вокруг себя, он приступит к очередному ночному бдению — пятьдесят восьмому с начала оккупации. На рассвете он поднимет трубку полевого телефона и отрапортует в региональный штаб люфтваффе в Суасоне. Вот уже 12 дней со времени последнего полнолуния донесения сержанта были неизменными: «По моему сектору сообщений нет».
Союзники забрасывали своих парашютистов для связи с французским Сопротивлением только при свете полной луны. Немец знал это. Как показывал календарь на его столе, полнолуния не будет еще 16 ночей, то есть до 18 августа.
Немец был уверен, что этой ночью ничего не случится в крохотном уголке оккупированной Франции, порученном его заботам. Той ночью, 2 августа 1944 года, сержант не сомневался, что может спокойно подремать на стоящем перед ним шатком столе. Но он ошибался.
Немец спал, а в двух милях от него, в сыром поле среди собранной в копны пшеницы, стояли, образовав треугольник (так партизаны обозначили район выброски), двое мужчин и женщина. Каждый сжимал в руке карманный фонарик, вставленный в жестяную трубку. Если этот фонарик направить вверх, то его тонкий луч будет виден только с высоты. Все трое ждали. Вскоре после полуночи они услышали долгожданный звук. То был низкий гул работающих на неполных оборотах моторов бомбардировщика «Галифакс», мягко скользящего над долиной Урка. Они включили фонарики.
Всматриваясь в темноту, пилот самолета заметил мерцающий треугольник. Он нажал кнопку на передней панели. На фюзеляже бомбардировщика погасла яркая красная лампочка и зажглась зеленая. В тот же миг стоявший у открытого люка человек ухватился за его края и устремился в ночь.
Бесшумно опускаясь на родную землю, молодой студент-медик Ален Перпеза ощущал на талии тяжесть пояса, в котором находились пять миллионов франков. Но не ради доставки этой впечатляющей суммы окунулся он в эту черную августовскую ночь: В подошву левого ботинка Алена Перпеза была спрятана полоска тонкого, как паутина, шелка. На ней были отпечатаны 18 блоков закодированных цифр. Его начальники в Лондоне считали содержащееся в них сообщение столь важным и срочным, что, вопреки правилам, отправили Алена Перпеза в путь в эту безлунную ночь.
Перпеза не знал содержания переданной с ним шифровки. Он знал только, что должен доставить ее как можно скорее главе британской разведывательной службы во Франции. Его подпольное имя было Жад Амиколь. Резиденция Амиколя находилась в Париже.
Было семь утра, когда Перпеза отряхнул солому, налипшую в скирде, где он прятался на ночь. Чтобы добраться до Парижа, молодой студент-медик выбрал самый быстрый из доступных способов. Он решил голосовать.
Остановился первый же грузовик, проезжавший мимо. Он принадлежал люфтваффе. Четыре немецких солдата в касках, держась за деревянные борта открытого кузова, уставились на него сверху вниз.
Водитель кивком подозвал его к себе. В это мгновение Перпеза показалось, что его массивный пояс с деньгами весил добрую сотню фунтов. Немец смотрел изучающе. «Nach Paris?»[1] — спросил он. Перпеза кивнул и, цепенея от страха, скользнул на теплое сиденье рядом с водителем. Немец нажал на газ, и юный агент с шифровкой для главы британской разведки во Франции стал наблюдать, как впереди раскручивается дорога на Париж.
* * *
Преклонив колена в прохладной тени часовни, девять сестер монашеского ордена Страстей Господних читали третью за день молитву, когда тишину монастыря нарушили три долгих звонка и один короткий. Две из них тут же встали, осенили себя крестным знамением и вышли. Для сестры Жанны, матери-настоятельницы, и сестры Жанны-Марии Вьянней, ее помощницы, три долгих и один короткий звонок означали «важный визит».
