О хлебе, любви и винтовке - [165]

— Спасибо, Домицеле! — Альгис обнял ее. — Ну, чего ж ты плачешь?

— Не знаю. — Она попыталась, но так и не сумела улыбнуться. Никак не могла отрешиться от страдальческого голоса Трумписа, который умолял сказать, куда бандиты девали его жену и девчонку, жену его и девчонку…

5

Скельтис, наблюдая, как его товарищи окружают усадьбу Шкемы, не выдержал, стал распоряжаться:

— Тересе, запрягай коня! Текле, подай полушубок! Помоги одеться… Ну-ка, сестрицы, тащите воз. Старик, помоги мне этого борова отволочь!

Наконец все было сделано. Йонас сел на край воза, обмотал вожжи вокруг руки и укатил. На дороге ему повстречалась Роза.

— Айюшки, да ты никак ополоумел. Куда? — соскочила она с коня.

— Потерпи часок, потом будешь ругать, сколько душе угодно. Я мигом, только вот этих сдам начальнику. А завтра мы с тобой съездим к доктору, послушаем, что он решит насчет моих рук. Ну, полезай обратно. Да гляди, не забудь попоной покрыть и пить не давай… — Йонас дернул вожжи, и телега затарахтела по застывшей грязи.

Всю дорогу Скельтис прислушивался, ожидая выстрелов. Но выстрелов не было. Лишь бандиты сопели, переваливаясь в телеге. Потом один из них очумело затянул пьяную песню со слезой. Второй мрачно поддержал.

— Вот, наколядовал двух боровов, — отрапортовал Скельтис Намаюнасу.

Из дома вывели связанных бандитов, поставили у стены. Плачущий Трумпис кидался к ним, его оттаскивали и не могли удержать. Подбежал Альгис:

— Трумпис, ты куда тех двоих задевал? Не могу найти.

Вытирая глаза рукавом полушубка, Лаймонас зашагал к сараю, следом за ним двинулись Намаюнас, Бичюс и еще несколько народных защитников. Йонас кинул вожжи на спину лошади и поспешил следом.

— Вот и огребли чертей полосатых! — улыбался Йонас, довольный, что все обошлось без выстрелов.

6

Арунас проснулся от веселого говора во дворе. Инстинктивно притянул автомат поближе и только после этого прижался глазом к щели. Во дворе было полно людей и телег. Страшное напряжение охватило Арунаса, кровь бросилась в голову, глаза застлало туманной мглой.

«Стреляй! — звучало в мозгу. — Стрелять, ни одного в живых не оставить!»

— Эй, Гайгалас, слезай! Все кончено! — донесся снизу чужой повелительный голос.

«С кем кончено? — Он сел. — Почему кончено? Я еще на посту, и вы меня так дешево не возьмете. Живым не сдамся! — Арунас на четвереньках подполз к лестнице и глянул вниз. Там за ноги тащили из-под соломы связанных людей. — Нет, так просто вы от меня не уйдете».

— Огонь! — крикнул он и нажал курок.

Автомат подскочил, затрясся и потащил Арунаса за собой в провал. Падая, он увидел красное заходящее солнце и заплетающимся, пересохшим ртом кричал:

— Подожгли, весь мир подожгли! Альгис, не сдавайся! — И нырнул в пламя вместе с солнцем и огромной охапкой соломы.

7

Альгис не знал, к кому броситься: Намаюнас оседал, падал на колени, поднимался, цеплялся непослушными пальцами за солому, скользил и опять падал. Йонас, запрокинувшись, вертел головой, на губах у него лопались кровавые пузыри.

— Розу… Розочку…

— Йонук, Йонялис, какую розу? — не понимал друга Альгис. — Это я, Бичюс… Почему розу?

Скельтис вертел головой, бил по земле забинтованными, похожими на культи руками, потом поднял кверху глаза и выдохнул тяжелым, булькающим вздохом:

— Р-ро-о-о…

Альгис выбежал во двор с криком:

— Повозку! Соломы до самого верха! — И снова понесся в сарай, метался от одного к другому, прикладывал ухо и ничего не слышал, кроме биения собственного сердца.

Без сознания был и Арунас. Когда ребята уложили всех на повозку, Бичюс погнал лошадей.

— Лейтенант, разбирайся! — крикнул он, обернувшись, и увидел догоняющего Трумписа. — Садись сзади, головы держи!

Вскоре Лаймонас прорычал:

— Остановись! Пить просит!

Альгис выскочил из тарахтящей телеги, закрутил вожжи, нагреб снегу и, догнав повозку, подал Трумпису:

— Ко лбу прикладывай!

— Растрясешь, черт!

Альгис придержал лошадей.

— Не надо, — выговорил вдруг Намаюнас. — Не тряси! Остановись!.. Я хочу сказать… Все равно ничего не выйдет… Сына ждал, очень… — Он облизал запекшиеся губы. — Но ты не понимаешь… — Собрался с силами, снова заговорил: — Возьми из кармана документы… Один там для тебя… — Лошади едва плелись. Трумпис грязной рукой размазывал слезы по лицу и бил кулаком по краю повозки. Альгис вынул из внутреннего кармана шинели Намаюнаса пачку окровавленных бумаг. — Застегни!.. Холодно… Теперь вези… может… успеешь… Не тряси…

На половине дороги им встретились бешено мчавшаяся «эмка» Гайгаласа и «Скорая помощь». Раненых перенесли в «Скорую», Скельтиса брать не стали.

— Все! — Больше врач ничего не прибавил. Но Альгис продолжал гнать изо всех сил. И все же опоздал в больницу на целых полчаса.

Антон Марцелинович уже лежал осунувшийся, побелевший, с заострившимся носом и немного открытым ртом. Альгис постоял около него молча и сказал санитару, накрывавшему простыней лицо Намаюнаса:

— Во дворе еще один. Вскрытие, наверное, будете делать…

В партийном комитете за столом дежурного милиционера сидел Гайгалас-старший. Он подпер голову руками, молча смотрел на подошедшего Альгиса. У Бичюса не было желания начинать разговор первым.