О горах да около - [15]

Трансформация! Теперь я могу сказать точно, что «пещерное время» существует. Оно действительно длиннее обычного. Удивительно, что, в полной мере я ощутил его не под землёй, а в маленькой палатке на склоне горы Юдычвумчорр, которую саамы справедливо назвали «Гудящей горой».

Об одном непогожем дне

Стоим в верховьях ручья Ферсмана. Гора не пускает нас. То туман, то дождь, а ветер такой, что чувство самосохранения в разы превышает желание взойти на гору.

Подняться на перевал Орлиный, с отвесных стен горы Юдычвумчорр взглянуть в прозрачные дали, а затем спуститься в долину ручья Петрелиуса. Именно этот отрезок нашего маршрута был «изюминкой» всего путешествия, но не всё зависит от наших желаний. Придётся смириться с погодными обстоятельствами и уходить. Оставаться под горой больше нет времени.

Маршрут сломан. Присутствует стойкое ощущение, что гора дала тебе под зад. Оглядываюсь. Злюсь. Но дорога заставляет переключиться и смотреть вперёд — новая цель. Теперь нужно обойти негостеприимную гору с юга и выйти к реке Малой Белой. Дойти до её верховья и через один из двух перевалов выйти в другую долину.

Идём молча. Дождь. В непромокаемых пончо, надетых поверх рюкзаков, мы похожи на двух неуклюжих слоников. Один синего цвета, другой оранжевого. Туристы из Воронежа не стали скрывать улыбок, когда мы проходили возле их лагеря.

На ногах с пяти утра, остановились выпить горячего чая. Отдыхаем, смотрим на гору Петрелиуса. Мимо нас проносятся уже порядком вымокшие воронежцы. Теперь не смеются, с завистью смотрят на наши «наряды» и поспешно уходят в сторону Западного перевала. Мы же хотели махнуть через Восточный, но сейчас он выглядит как-то тревожно. Белый флаг водяной пыли развевается над его седловиной. Придётся идти вслед за группой.

Подъём стал крутым, а порывы ветра сбивают с ног. Идём медленно, приспосабливаемся. Упираемся, пережидаем атаку «воздушного снаряда», движемся дальше. Длинные полы пончо небезопасно лезут под ноги. Я затыкаю края под поясной ремень рюкзака, и от этого мои штаны быстро мокнут. А вскоре от стекающей по ногам воды сырость появилась в ботинках. С этого момента чаша моего терпения начала стремительно переполняться.

— Чёртов дождь! Сколько же можно лить? — в голове мельтешат раздражённые мысли. — Не-е-ет! Больше в такие авантюры я не полезу. К чёрту горы! Они красивы лишь в хорошую погоду! — Нарастающая усталость только обостряет возникший конфликт с природой.

Неожиданно поменялся рельеф. У нас под ногами камни, похожие на битое стекло размером с кирпич. Где-то мы промахнулись. Маловероятно, что здесь идут намеренно. Кажется, поставишь ногу, и вся эта груда уедет вниз вместе с тобой.

— Соберись, хватит ворчать. Не место! — мысленно одёргиваю я себя.

Забираем левее и осторожно выходим с «минного поля». Взошли. Наконец-то, седловина перевала, но приятного мало. Ветер дует непрерывным потоком, а дождь холодными спицами вонзается в кожу лица и рук. Тут невозможно задержаться надолго.

— Зачем я таскаю четыре килограмма фототехники, если не могу снимать? — думаю я и бросаю равнодушный взгляд на пирамиду, сложенную из камней. — Даже перевальную записку оставить нет ни желания, ни возможности!

Спустились быстро, но настроения нет. Стена горы Юдычвумчорр и снежный спуск перевала Орлиный не вызывают должных эмоций. А ведь с этой стороны даже в такую погоду они заслуживают большего внимания.

— Давай, — говорю я напарнику, — дойдём сегодня до базы спасателей, переночуем там, а утром закажем машину. Пусть нас везут в Кировск из этого промозглого места.

— Пошли, — сухо отвечает он. — Там есть баня и пиво, — эта фраза должна была прозвучать как шутка, но интонации юмора в ней замечено не было.

В редколесье у ручья Петрелиуса намечалась очередная ночёвка. Тихо проходим через стоянку у тропы и видим наших сегодняшних попутчиков. Забились в палатки, отогреваются, отдыхают. Мы прошли уже шестнадцать километров, но, несмотря на это, решительно готовы идти дальше, лишь бы добраться до уголка цивилизации в самом центре Хибин. Впереди новый, двенадцатикилометровый отрезок пути — к теплу и уюту.

— Что мы ищем? Зачем приехали на север и целыми днями топчем ботинки? Ради чего терпим эту несносную погоду? — пытаюсь придумать мотивы, но убедительных не нахожу. — Хватит! Хотел побывать в Хибинах? Побывал! Это последний мой поход.

Напарник устало идёт впереди. Молчит. Наверняка ищет смысл своего присутствия в этом месте.

— Не просто же так мы здесь? Что-то привело нас сюда? Дома каждый представлял себе подобный сценарий. Это не остановило нас, приехали. Зачем? — продолжаю задавать себе вопросы.

Постепенно гнев становится бессмысленным. Ничего не меняется: дождь льёт, ветер дует, ботинки мокнут. Меняется только время. Оно идёт, мы идём. Я медленно перемещаюсь в пространстве и времени. Думаю:

— Быть может, за этим и ходят? Остаться наедине с собой, обессиленным, но откровенным. Поговорить, вычленить самое важное и отбросить пустое, ненужное, — и вдруг меня осеняет: — Погода! Мы совершенно не в силах её изменить. Её нужно просто принять! — Эта мысль становится откровением. Ведь она применима ко многому в нашей обычной жизни.