О горах да около - [11]

Шрифт
Интервал

Разговорились. Его зовут Франс Ван Дон. Как мне показалось, это имя совсем не подходит ему, слишком пафосное для такого милого человека. Он из Стокгольма. Любит путешествовать. Два раза был в России, а здесь, в «Тарфаластуге», Франс уже в четвёртый раз. Лет двадцать назад он ходил мимо ледника Кебнепактегласиерен, на перевал рядом с озером Сварта Сьон, и в этот раз хотел повторить этот путь снова. Шипя, Франс погладил правое бедро и с сожалением сказал, что, вероятней всего, уже не сможет этого сделать. Он бережно достаёт из полиэтиленового пакетика топографические карты, вырезки из журналов и маленький блокнотик. Затем показывает мне интересные места в долине, фотографии ледников, сделанные в восьмидесятых годах, а в паузах то наблюдает за мной, то поглядывает в окно, а потом торопливо делает какие-то заметки в своём маленьком блокнотике огрызком карандаша.


***


Мысли о вершине Кебнекайсе полностью оставили меня в тот момент, когда я воочию увидел открытые ледники. Теперь получается, что Тарфала и была моей главной целью. Но сейчас, находясь здесь, я совершенно не жалел о том, что останусь без вершины. Вокруг столько мест, достойных внимания, которые можно увидеть без всякой спешки, и впервые получить удовольствие от горной прогулки, а не от марафонов по пересечённой местности. Вчера Франс показал перевал между вершинами Тарфалапакте и Тарфалатьярро и сказал, что оттуда открывается невероятный вид на долину. Вот туда я сегодня и пойду.

Это место находится на лысой стороне котла и само по себе не представляет особого интереса. Затяжной подъём по окатанным валунам. Тропы нет, да и где ей тут быть — сплошные камни, раскрашенные лишайниками, но панорама, которая открывается отсюда, действительно великолепна. Три ледника, как на ладони, выстроились по ранжиру: Сторгласиерен, Исфаллсгласиерен, Кебнепактегласиерен. Озёра изумрудного цвета и не два, как я полагал, а целых пять. Три из них прячутся за конечной мореной центрального ледника.

Дохожу до верхней точки перевала. Её венчает огромная пирамида из сложенных камней. Здесь не на что больше смотреть, кроме неё и двух округлых вершин слева и справа. Кажется, до макушек рукой подать. После непродолжительного сомнения я устремляюсь к вершине Тарфалапакте, той, что повыше. Иду и думаю: «Вот ведь зараза! Не собирался же штурмовать никаких вершин, я гуляю!»

Один перегиб, нет её. Второй перегиб, нет. Облака затянули уже весь перевал. В голове свербит: «Не успею, накроют вершину, и что я там увижу? — Влажная пелена обволакивает всё вокруг. — Не заблудиться бы в тумане». Я никогда не складывал туры, а тут впервые в жизни ложу камень на камень, разматываю нить Ариадны. Наконец вершина! Не видно ничего, но это уже неважно. Минотавр побеждён!

Благополучно спускаюсь к хижине. В убежище безлюдно. Кто-то ушёл дальше по маршруту, кто-то гуляет поблизости. Лишь временами мелькает Ларс Хагер, неторопливо хлопоча по хозяйству. Я сижу в кухне-гостиной и рассматриваю топографические карты района. Меня заинтересовал маршрут, по которому хотел пройти Франс Ван Дон. Сижу на том же месте, что и он, и поглядываю в окно. Этот путь хорошо виден отсюда.

Слышу движение в прихожей. В комнату входит девушка. Ей от силы двадцать лет. Она идёт без обуви, в одних носках, боясь наступать полной стопой, морщится при каждом шаге. Я сочувственно смотрю на её ноги и тихонько здороваюсь. Спрашиваю о том, откуда она идёт, на что девочка подходит к столу и восторженно показывает пальцем в окно: по кромке ледника, по боковой морене, мимо озера… Я только что изучал этот маршрут на карте… Вошёл Ларс и в своей громкой дружелюбной манере стал знакомить гостью с возможностями его скромного жилища. Она широко улыбнулась мне и удалилась с хозяином хижины.

Вечером я решил прогуляться к озёрам, которые видел утром сверху, на пути к перевалу. Преодолеваю мощную гряду сдвинутых ледником камней и попадаю в совершенно изолированное от людских глаз пространство. Когда-то здесь лежали толщи льда. Теперь же это глиняный котлован, усыпанный миллиардами измельчённых в крошку камней. Вода заполнила впадины и образовала три изумрудных водоёма: Исфаллсьон, Гронсьон, Фронтсьон. Я огибаю каждое миниатюрное озерцо и подхожу, насколько это возможно, к леднику Исфаллсгласиерен послушать завораживающий шум водопада.

Эта прогулка крепко врезалась в мою память, но не окружающими красотами, как хотелось бы, а маленькой аварией. Иду без тропы. На пути моего следования лежит круглый камень. Ледниковый окатыш, сантиметров пятьдесят в диаметре, на треть в грунте, с виду совершенно устойчив, уверен, что даже не сдвинется. И как только я переношу вес тела на камень, он срывается с места и несётся вниз. Каким-то чудом этот каменный шар не проехал по моей ноге, а лишь слегка зацепил её. Повезло, удержал равновесие. Отделавшись испугом и царапиной на голени, осмысливаю, что произошло. Во всём виновата морена — прессованная каменная крупа, которая выглядела твёрдой, а внутри оказалась влажной и нестабильной массой. Валун съехал как по маслу. Мысль о том, что эта оплошность могла как минимум испортить мне отпуск, теперь не даёт покоя, ведь сомнение промелькнуло в моей голове, нужно было просто обойти этот камень.


Рекомендуем почитать
Пространство памяти

Много ли мы знаем новозеландских писателей? Знакомьтесь: Маргарет Махи. Пишет большей частью для подростков (лауреат премии Андерсена, 2007), но этот роман – скорее для взрослых. Во вступлении известная переводчица Нина Демурова объясняет, почему она обратила внимание на автора. Впрочем, можно догадаться: в тексте местами присутствует такая густая атмосфера Льюиса Кэррола… Но при этом еще помноженная на Франца Кафку и замешенная на психоаналитических рефлексиях родом из Фрейда. Убийственная смесь. Девятнадцатилетний герой пытается разобраться в подробностях трагедии, случившейся пять лет назад с его сестрой.


Дохлые рыбы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Револьвер для Сержанта Пеппера

«Жизнь продолжает свое течение, с тобой или без тебя» — слова битловской песни являются скрытым эпиграфом к этой книге. Жизнь волшебна во всех своих проявлениях, и жанр магического реализма подчеркивает это. «Револьвер для Сержанта Пеппера» — роман как раз в таком жанре, следующий традициям Маркеса и Павича. Комедия попойки в «перестроечных» декорациях перетекает в драму о путешествии души по закоулкам сумеречного сознания. Легкий и точный язык романа и выверенная концептуальная композиция уводят читателя в фантасмагорию, основой для которой служит атмосфера разбитных девяностых, а мелодии «ливерпульской четверки» становятся сказочными декорациями. (Из неофициальной аннотации к книге) «Револьвер для Сержанта Пеппера — попытка «художественной деконструкции» (вернее даже — «освоения») мифа о Beatles и длящегося по сей день феномена «битломании».


Судный день

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Все реально

Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.