О горах да около - [10]

Шрифт
Интервал


***


В начале пятого утра я покинул уютную саамскую деревню и вышел в сторону гор. Полярный день здесь закончился в середине июля, но в августе солнце встаёт довольно рано, и в это время уже достаточно света, чтобы увидеть объём и краски тундровых пейзажей.

Холмы усеяны мхами, грибами и ягодами. Брусника растёт буквально под ногами. Она соперничает с черникой в количестве. Грибы размером с тарелку, чистенькие, без червоточинок. Ну а берёзы словно выкобениваются друг перед другом — кто примет более нелепую позу. Ольха не выпендривается, стоит низенькая в сторонке, трепещет.

Немного тревожно, вокруг ни души. Челноком туда и обратно пролетел вертолёт, слегка разбавив моё одиночество. Часам к десяти появились люди. Идут навстречу в сторону Никкалуокты, приветливо улыбаются. Теперь идётся легко и спокойно.

Деревья становятся ниже, а их количество реже. Даже ягоды мельчают. Не меняются лишь мхи, им ниже уже некуда. Просторная лента тропы превращается в узкую тесьму и уходит в гору. На западных склонах ущелья уже видны снежники. Со всех сторон слышится шум маленьких речушек. Они бегут по скалам и срываются водопадами вниз, наполняя неудержимой силой ревущий поток реки Тарфалайок.

Гора стала более пологой, и уже скоро предо мной открывается сумасшедших размеров чаша, одна сторона которой изрезана острыми скалами, одета в ледники и смочена озёрами, а вторая, с округлёнными вершинами, сухая и невзрачная, сплошной каменный ковёр.

Впереди небольшие строения научно-исследовательской станции. Здесь занимаются изучением ледника Сторгласиерен. Непрерывные наблюдения за ним начались сразу после Второй мировой войны. Это самый изученный ледник в мире. «Стор» в переводе со шведского языка — «Большой». Стою напротив него и не могу себе представить его реальные размеры. Нет ничего рядом, что можно было бы противопоставить ему. И только сведения из карты дают представление о том, что это гигантская река изо льда в четверть километра глубиной.

После двенадцати часов пути я наконец добрался до хижины «Тарфаластуга». Она стоит в самом живописном месте долины Тарфала. Тот, кто построил здесь убежище, был настоящим ценителем природной красоты. Большое ледниковое озеро светится изнутри матовым изумрудным светом. Вершины прячутся от ветра в низкие пуховые облака. Густые реки ледников текут по склонам со скоростью вечности. Оборачиваюсь вокруг и смотрю, нет ничего, что оставляло бы равнодушным, за всё цепляется взгляд, всё волнует.

Из домика вышел мужчина пятидесяти лет — скандинавский горец. Суровый дядька с обветренным лицом и трёхдневной щетиной вдруг широко улыбается и мгновенно превращается из волка в добродушного пса. Его зовут Ларс Хагер. Широко жестикулируя, он расспрашивает меня, кто я, из какой страны, откуда пришёл, как себя чувствую. Мы идём в дом, и он шумно знакомит меня с интерьером, с правилами проживания и ведения быта, не упустил ни одной мелочи. За много лет Ларс научился объяснять гостям всё, сразу и понятно.

Немного отдышавшись, я приготовил себе сытный обед. Восполнил потраченные за многочасовой переход силы и теперь сижу на крыльце с чашкой горячего сладкого чая и наслаждаюсь фантастическими видами.

Передо мной Исфаллсгласиерен — второй гигант в этой долине. Этот ледник немного меньше того, что я видел, но гораздо круче. Он весь изрезан глубокими трещинами, в которых проступают бледные синяки. Язык ледопадом обрывается вниз с почти отвесной стены. Его так и назвали, Исфалл — Ледопад. Вижу пять движущихся точек. Они огибают огромные ледяные проломы. Неужели люди? Вот теперь я могу представить размер этого исполина. На нём смогли бы уместиться несколько сотен, нет, тысяч, нет, сотен тысяч таких людей-точек.

После полуторачасового сна я зашёл в помещение столовой. Народу прибавилось. Около десятка человек заполнили пространство, которое ещё пару часов назад было безлюдным. Кто-то готовит пищу, кто-то сидит за столом и громко беседует, кто-то тихо дремлет в углу. Вскоре подошли альпинисты, которых я видел на леднике. Теперь весёлой и шумной компанией они жарят мясо, пьют пиво и поют песни, как средневековые викинги, вернувшиеся с трудного завоевательного похода.

За столом, напротив окна, я замечаю уже известного мне человека. И как вы думаете, кто это? Да-да, тот смешной старичок с автобусной остановки. Он сидит неподвижно и с лёгкой улыбкой на лице смотрит вперёд. Я прохожу мимо с целью разгадать, чем он так загипнотизирован. Перед ним картина, написанная самой природой, а квадратная оконная рама вписывает её в интерьер хижины. На ней, одним широким мазком флейцевой кисти изображён ледник, язык которого мирно спускается в зелёное озеро. Облака свинцовыми белилами нависают над невидимыми вершинами, подчёркивая и без того суровую красоту. Это третий большой ледник в долине — Кебнепактегласиерен. Самый спокойный и чарующий.

Я заварил чай и подсел за стол к созерцающему дедушке. Забавный добрый гном. Нет, не потому, что он низкорослый, просто его взъерошенные седые волосы и маленькие круглые очки делают из него мультипликационного персонажа.


Рекомендуем почитать
Пространство памяти

Много ли мы знаем новозеландских писателей? Знакомьтесь: Маргарет Махи. Пишет большей частью для подростков (лауреат премии Андерсена, 2007), но этот роман – скорее для взрослых. Во вступлении известная переводчица Нина Демурова объясняет, почему она обратила внимание на автора. Впрочем, можно догадаться: в тексте местами присутствует такая густая атмосфера Льюиса Кэррола… Но при этом еще помноженная на Франца Кафку и замешенная на психоаналитических рефлексиях родом из Фрейда. Убийственная смесь. Девятнадцатилетний герой пытается разобраться в подробностях трагедии, случившейся пять лет назад с его сестрой.


Дохлые рыбы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Револьвер для Сержанта Пеппера

«Жизнь продолжает свое течение, с тобой или без тебя» — слова битловской песни являются скрытым эпиграфом к этой книге. Жизнь волшебна во всех своих проявлениях, и жанр магического реализма подчеркивает это. «Револьвер для Сержанта Пеппера» — роман как раз в таком жанре, следующий традициям Маркеса и Павича. Комедия попойки в «перестроечных» декорациях перетекает в драму о путешествии души по закоулкам сумеречного сознания. Легкий и точный язык романа и выверенная концептуальная композиция уводят читателя в фантасмагорию, основой для которой служит атмосфера разбитных девяностых, а мелодии «ливерпульской четверки» становятся сказочными декорациями. (Из неофициальной аннотации к книге) «Револьвер для Сержанта Пеппера — попытка «художественной деконструкции» (вернее даже — «освоения») мифа о Beatles и длящегося по сей день феномена «битломании».


Судный день

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Все реально

Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.