О еде: cтрого конфиденциально. Записки из кулинарного подполья - [75]

Я научился никогда не пытаться состязаться со Стивеном по части розыгрышей. Для него станет делом жизни доконать вас. Оставьте картофелину в его обуви, и он заморозит вашу уличную одежду. Прилепите ему на спину стикер, он снимет с петель дверцу вашего шкафчика и набьет его до отказа порнографическими журналами.

Однажды я подбил его в день рождения испытать подгузники для взрослых. Назавтра вся кухня ждала реакции. Он искренне меня благодарил: «Знаешь, эти штуки такие клевые! Я сидел на диване, ел начо и смотрел телевизор в подгузниках, и это было грандиозно. Мне не надо было даже вставать, чтобы сходить в туалет! Это здорово! И знаешь, так чувствуешь себя опрятнее!»

Мануэль, наш простодушный, очень религиозный эквадорец, который готовил пасту в «Салливане», получал каждую ночь в 4 утра в течение многих недель телефонные звонки от Стивена в разгар его совокупления с подругой: «Мануэль… чмок… чпок… Это Стивен… чмок… Угадай, что я делаю?»

И Мануэль ему подыгрывал.

— О шеф… шеф… — рассказывал он, качая головой, на следующий день. — Котлетка снова звонил мне прошлой ночью! — И не выдержав, хихикал.

У меня телефон по ночам еще не звонит. Пока.

Если бы я сделал половину того, что Стивен делает постоянно — и я даже не говорю об уголовных преступлениях, а просто о грубости, дурном тоне, резких замечаниях, эксгибиционизме и попустительстве, — дело кончилось бы судом, и мне пришлось бы защищаться от обвинений в сексуальном домогательстве. И все же я не могу припомнить никого, кроме владельца «Салливана» (но это другая история), кому не нравится Стивен, кто не восхищался бы им, кто не доверял бы ему, не пошел бы к нему за советом со своими проблемами… И это удивительное достижение для парня, который является на работу, демонстрируя сперму на ботинках («Забежал по дороге в кабинку для подглядывания, — объясняет он небрежно. — Эй! Я был озабочен!»), который ведет себя как полная свинья время от времени, свободно обсуждая все подробности своего пищеварения, дерматологических проявлений и сексуальной жизни с любым, кто попадет в зону слышимости.

И этот… этот тип, дорогой читатель, является моим самым близким другом и партнером, которому я больше всех доверяю.

Уровень дискурса

Это случилось вечером в момент затишья в разгаре смены, в те короткие десять минут, когда подручный персонал занят перестановкой столов и, хотя бар переполнен ждущими клиентами, а за дверью очередь, в кухне все спокойно. Пока помощники официанта перестилали скатерти и накрывали столы по ту сторону кухонной двери, повара, разносчики и су-шеф жадно пили воду из бутылок, протирали столы на своих участках и болтали.

Я торчал в дверном проеме подвальной подсобки и нервно курил. Это было жуткое спокойствие — глаз бури. Через десять минут, когда следующая волна голодной публики займет свои места, выберет воду и хлеб, обрушится вал возмездия — пропасть моментально заполнится заказами, участки придут в движение, и вся линия забурлит, как после клизмы. Первому достанется парню с салатами, потом участку соте и наконец наступит очередь гриля, пока что-нибудь вдруг не обрушится — все мы окажемся в одной связке в тесной кухонной борьбе, потея и проклиная, стараясь разрулить заказы, чтобы на засыпаться. У нас было несколько мгновений мира, чтобы передохнуть, и я курил и волновался и вполуха слушал, о чем говорила моя команда.

Тон шуточек был обычным, как и предмет обсуждения — странно привычный звуковой фон для большей части часов моего бодрствования на протяжении последних двух десятилетий… И вдруг я понял что, мой бог… я ведь слушал одну и ту же беседу в течение двадцати пяти лет!

Кто больший гомик? Кто подставляет задницу? Кто точно на данный момент педик и шлюха — pede, maricón, finocchio, puta, pato? Все о члене, как видите. Временами о мошонке и яйцах — chupa mis huevos, временами о минете — mama la pinga, иногда слышишь «подставь свою culo — задницу», «кобель», «ты pinche baboso — мелкий сопляк», «скандальная бабенка». «А твоя щелка? Она выглядит как гребаные полпорции разрезанной сосиски, очень-очень маленькой — muy, muy, chica… как тараканья».

Таков настоящий международный кухонный язык, как я понял, наблюдая, как мой француз су-шеф, американский кондитер, мексиканские гриль-повар, спец по салатам и парень с обжарки перекидываются шуточными оскорблениями с бенгальцем-разносчиком и доминиканской посудомойкой. И вся эта длинная бесконечная командная перепалка длилась на протяжении двадцати пяти лет на четырех или пяти языках.

Как вид искусства, кухонный треп, подобно хайку или кабуки, подчиняется определенным установленным правилам и имеет жесткие, традиционные рамки, которые необходимо соблюдать. Все комментарии, согласно непреложной исторической традиции, должны затрагивать принудительное ректальное проникновение, размер члена, физические недостатки или раздражающие особенности и дефекты.

Правила могут быть запутанными. Cabron, например, можно перевести с испанского примерно так «твою жену/подругу прямо сейчас трахает другой чувак, ее киска слишком велика для тебя», но также это может означать обращение «братишка», в зависимости от интонации и модуляции. Англоязычное