О духовной жизни современной Америки - [13]

Когда держишь в руках книжку американского автора, всякий раз возникает такое чувство: что, если бы в эту поэтическую нищету ворвался ураган, свежее дыхание современности, от этого дела сразу пошли бы на поправку. Но ураганы американцы обложили таможенной пошлиной, а ветры не дудят в тамошние медные трубы. Американская литература не воспринимает и не способна воспринять какое-либо влияние, она отстала от европейской литературы по меньшей мере на три фазы развития: когда-то Чарльз Диккенс и Вальтер Скотт определили облик ее романа, а Мильтон и Лонгфелло — характер ее поэзии, на этом она и остановилась. Никаких следов влияния современной литературы на американскую не найти. Никакого стремления к совершенствованию не заметно у этих пиитов: однажды выучившись своему ремеслу, они и поныне занимаются им как привыкли. Что за дело им до того, что в крупнейших культурных странах появились люди, которые стали писать о жизни как она есть, люди, вознамерившиеся отразить тончайшие движения человеческой души? Их это вовсе не касается — они же американцы, патриоты, трубадуры, мечтатели. Нынче в Америке полагают чуть ли не постыдным знать какой-нибудь иностранный язык, а если случится двум эмигрантам беседовать на своем родном языке в присутствии какого-нибудь янки, тот не преминет высмеять их. Но уж если американец возьмется учить какой-нибудь иностранный язык, то не иначе как один из мертвых. Стало быть, американцы лишены возможности читать современную литературу на языках оригинала. Но даже и с помощью переводов они не стремятся узнать, что же такое представляет собой эта современная литература. Если в Америке вдруг, по наитию, и издадут какой-нибудь из романов Золя, то непременно самым грубым образом искорежат книгу, «приведут в соответствие», как эта процедура именуется в предисловии, после чего книга становится неузнаваемой, даже имена действующих лиц и те изменят. Таким образом, Иисус Христос в «Земле» («La Terre») в американском переводе именуется Магометом. Все четыре убийства, которые происходят в романе, переводчик сохранил, потому что такого рода происшествия близки револьверному грохоту его родной литературы. Зато полностью выпущены все ругательства, рождение внебрачных детей, совращение девиц. Кстати, переводы романов Золя не сыщешь в книжных магазинах, даже и в «отредактированном» виде, — их место в табачных киосках, подобно прочим «товарам для мужчин». Американские книготорговцы торгуют только приличным товаром: не вздумайте просить у них книги с подлинным жизненным содержанием! Даже весьма пристойные и непомерно скучные книжки Уитмена не вздумайте спрашивать: в ответ вам шепотом сообщат, если в магазине окажутся дамы, что в городе, надо надеяться, вообще нет книг этого автора. Но что же тогда есть в этих книжных лавках? Возьмем, к примеру, такой город, как Миннеаполис, город приблизительно той же величины, что и Копенгаген, торговый центр Запада — Миннеаполис с его театрами, школами, «художественными галереями», университетом, международной выставкой и пятью музыкальными школами — в этом городе всего-навсего один-единственный книжный магазин[7]. Что же рекламирует этот книжный магазин, что увидим мы в его витринах и на его полках? Разрисованные поздравительные открытки, сборники стихов с золотым обрезом, ноты «Yanke Doodle» и «Home, Sweet Home», блаженной памяти Лонгфелло и любые разновидности самых что ни на есть авангардистских чернильниц. Кроме того, в магазине мы найдем всю массу американской «художественной литературы», которой только может располагать большой народ, насчитывающий множество охочих до сочинительства дам. Вдобавок это еще и «патриотический» книжный магазин: на его полках можно увидеть историю американских войн и литографии с изображением Вашингтона, «Хижину дяди Тома» и мемуары генерала Гранта. Так что здесь налицо весь набор американской журнальной литературы.

А я все же предпочел бы прочитать сборник проповедей, нежели мемуары Гранта. Грант не умел даже грамотно писать на своем родном языке, многие генеральские письма люди хранят как стилистические курьезы. И еще я предпочел бы от корки до корки прочитать адресную книгу, чем углубиться в американские детективы. Они еще хуже так называемых «народных песен», хуже так называемых «посланий отцов церкви», хуже всего, что я когда-либо видал из печатной продукции. Пока ты в них не заглянул, нипочем не вообразить, что предлагают публике сочинители этих повестей. Кстати, даже эта литературная стряпня не менее патриотична, чем национальный гимн, чаще всего в этих сочинениях рассказывается про какого-нибудь юного янки, лет шестнадцати-семнадцати, из нью-йоркского детективного бюро, который выявляет и самолично расстреливает целую банду чужеземных еврейских мошенников.

Американская журнальная литература снабжена великолепными иллюстрациями. Для людей, любящих картинки, одно удовольствие листать любой из крупных американских журналов. Величайшее достоинство их во внешнем оформлении, в замечательно выполненных иллюстрациях; что же касается содержания, то, как правило, оно представляет интерес лишь для настоящих, стопроцентных американцев. Какой бы из журналов ты ни раскрыл — всюду непременно узришь письмо генерала Гранта, автобиографию Линкольна, какой-нибудь эпизод из жизни Джорджа Вашингтона, глубокомысленное высказывание генерала Лугана, человека, о котором только и знают, что он уже покойник — больше о нем ничего не известно, да еще какие-нибудь стишки про луну и рассказик про любовь. Чтобы прочитать уже сто раз печатавшуюся автобиографию Линкольна или перечитать один из остроумных ответов Франклина какому-нибудь британскому лорду, который мы у себя в Норвегии еще детьми изучали по хрестоматии Енсена, чтобы наконец заново просмотреть письмо Гарфильда к племяннице некоего фермера из Иллинойса, — словом, чтобы выдержать чтение всего этого, надо иметь то же устройство нервов, каким обладают американцы, нужна такая же духовная леность, какая присуща им.