О дереве судят по плодам - [75]

Шрифт
Интервал

— Аман! — позвал он осипшим голосом. Но на этот зов никто не отозвался. Даже эхо.

Амандурды шел дальше, все громче и громче зовя своего товарища. «Наверное, сбился с курса», — едва он об этом подумал, как слева, метрах в двухстах, увидел шофера. Тот спешил к нему навстречу.

— Жив? — спросил его Амандурды.

— Жив! — ответил тот. — Но пить хочу, как загнанный верблюд. Давай скорее флягу.

На колодец Кыир они возвратились к вечеру, когда над песками отпылал закат.

ДОРОГА В «БУРГУНДИЮ»

Гора Кюрендаг находится к западу от хребта Карагёз и почти ничем не примечательна: нет на ней ни вечнозеленых арчовых рощ, ни гордых сверкающих снегами вершин. Вся она состоит из коричнево-серых, сухих складок, да темных, словно след могучих когтей, глубоких извилистых ложбин.

Правда, по весне совсем ненадолго, гора меняет свой облик, когда с юга или севера вдруг нагрянут к ней тяжелые, пахнущие дождевой свежестью облака. Они окутают гору до самого подножья и долго будут закрывать ее толстым непроницаемым слоем. А потом, когда облака куда-то исчезнут, на склонах горы неожиданно откроется нежная зелень весеннего разнотравья.

От горы покато вниз раскинулся поселок Казанджик. На улицах — ни одной зеленой ветки. Твердая, как камень, земля звенит под ногой. Только рядом с железнодорожной станцией, как зеленый островок, чуть слышно шелестит листвою небольшой сквер.

Зато, когда наступает весна и ярко зазеленеют склоны Кюрендага, поселок преображается. Даже белизна его скромных домиков, неторопливо спускающихся вниз, становится празднично чистой и веселой.

В Казанджик я приехал в начале лета, чтобы отсюда отправиться к чабанам.

Но куда? В какую сторону?

Дело в том, что животноводы совхоза «Казанджик» пасут свои отары на огромной территории: в благодатной, богатой травами горной долине Сиркели, на ровной полынной степи, недалеко от больших Балхан, и на песчаных просторах Каракумской пустыни.

Итак куда? В горы или в пески?

Решил посоветоваться в райкоме партии.

Секретарь райкома, выслушав меня, дал такой совет:

— По-моему, вам проще съездить в пески. Ну, хотя бы в Бургун. Бывали там? Никогда? Тем лучше для вас. Люди у нас везде хорошие… Кстати, там, в Бургуне, живет Герой Социалистического Труда Гарли Коюнлиев. Советую повидаться с ним. Не пожалеете. А сейчас, — секретарь взялся за телефонную трубку, — идите в дирекцию совхоза, там все будет приготовлено для вашего отъезда.

Во дворе, на цементном крыльце совхозной конторы, стоял невысокий парень в зеленоватой сорочке и коричневых брюках. У парня смелые, напряженные глаза. И от этого взгляд его казался слегка возбужденным, или чего-то ожидающим.

— Это вы хотите в Бургундию?[10] — спросил он меня, когда я поравнялся с ним на крыльце.

Я остановился, изумленно поглядел на парня. «Бургундия»!.. Наверно, пески без конца и края, а какое роскошное название! Надо же такое придумать…»

Мне стало весело от неожиданной переделки слова и я засмеялся. Парень тоже засмеялся.

Так я познакомился с молодым зоотехником и парторгом четвертой фермы Сапармамедом Аннамамедовым. Это он ожидал моего прихода, чтобы вместе поехать к нему, в Бургун. Откровенно говоря, каракумской «Бургундией» я был заинтригован и хотел было тут же, не отпуская от себя Сапармамеда, расспросить о ней все до мельчайших подробностей, но до отъезда надо было успеть записать кое-что о совхозе в целом. Пока я сидел за столом в конторе и заполнял свой блокнот разными сведениями, в комнату вошел сухощавый, очень загорелый мужчина. Воротник серой рубашки на нем был расстегнут. Вид у вошедшего был огорченный.

— Гармыш, этот что ли собирается в Бургун? — обратился он к зоотехнику по-туркменски и кивнул на меня.

— Он, он! — едва слышно ответил Сапармамед, у которого было второе и, как потом оказалось, более ходовое имя — Гармыш.

Вошедший подсел к моему столу и, не дожидаясь, когда я кончу писать, сказал:

— Послушай, яшули, я — шофер Гельдымамед Тойджанов, по прозвищу Четджан. Мне велено отвезти вас в Бургун. Но машина моя неисправна. Вряд ли до-тянем до места.

— А есть другая?

— В гараже, кажется, нет. А вообще-то, конечно, есть…

— Что ж… тогда я пойду пешком, — пошутил я, желая вывести шофера из состояния мрачной подавленности.

— Шутите, — произнес он неодобрительно. — Зря шутите. Пустыня накажет.

Я решил не поддаваться мрачному настроению и попросил Гельдымамеда взять с собой лишний челек[11] воды.

Шофер встал и направился к выходу, повторив на ходу:

— С пустыней, брат, не шутят. Вот увидите: накажет.

Примерно через полчаса, вернувшись с заправки, шофер сказал, что можно отправляться в путь. Мы с Гармышем поднялись в кузов, но ни одного челека с водой я тут не обнаружил. Вместо него здесь лежало около полутора тонн комбикорма в мешках, которые предстояло доставить в Бургун для ослабевших овец подкормочной группы. Я поудобней устроился на толстых мешках, напротив Сапармамеда и приготовился стойко переносить любые испытания, какие выпадут на мою долю во время долгой изнурительной поездки по горячим пескам.

Наш путь лежал на север. Впереди, по обе стороны, широко простерся светлый, удивительно ровный такыр. Крутые склоны Кюрендага, подернутые седой дымкой, сумрачно смотрели нам вслед. У подножия гор мирно белел Казанджик. Палило солнце. Обжигая лицо, дул горячий ветер. Мы долго ехали молча. Чтобы завязать разговор, я попросил Сапармамеда немного рассказать о себе.


Еще от автора Василий Иванович Шаталов
Золотая подкова

В сборник вошли две повести. Одна из них — «Золотая подкова», в которой показана судьба простого сельского парня Байрамгельды, настоящего героя нашего времени. Другая — «Хлебный жених», раскрывающая моральный облик молодых людей: приверженность к вещам, легкому и быстрому обогащению одного из них лишает их обоих настоящего человеческого счастья.


Рекомендуем почитать
Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Когда Англия вступила в Первую мировую войну, ее писатели не остались в стороне, кто-то пошел на фронт, другие вооружились отточенными перьями. В эту книгу включены три произведения Г. К. Честертона, написанные в период с 1914 по 1917 гг. На русский язык эти работы прежде не переводились – сначала было не до того, а потом, с учетом отношения Честертона к Марксу, и подавно. В Англии их тоже не переиздают – слишком неполиткорректными они сегодня выглядят. Пришло время и русскому читателю оценить, казалось бы, давно известного автора с совершенно неожиданной стороны.


Другой барабанщик

Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.



Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.