О дереве судят по плодам - [61]

Шрифт
Интервал

— Клянусь аллахом, что это истинные слова нашего всемилостивого повелителя, — воскликнул Назар-ходжа и, достав из-за пазухи коран в кожаном темном переплете, торжественно поцеловал его.

Также поклялся и Кулумбей. Последний заявил, что хан Ширгази уже приказал наказать жестоко тех, кто, помимо его воли, затеял напрасное кровопролитие. Если князь не верит этому, пусть пошлет своих людей, чтобы убедиться в справедливости слов Кулумбея. Бекович отрядил несколько человек в стан Ширгази. Оказалось, что он действительно наказал двух хивинцев. Одному из них продели тонкую веревку через ноздрю, а другому — через ухо. «Виновников» кровопролития с позором водили перед строем хивинских воинов, вооруженных длинными ружьями — пищалями.

Об этом разведчики доложили Бековичу. После этого у князя отпали всякие сомнения относительно того, что хивинцы смогут поступить вероломно.

Взяв с собой эскорт из пятисот казаков и астраханского князя Заманова, Бекович выехал в лагерь хивинского хана, а начальство над войском поручил майору Франкенбергу.

Как только Бекович-Черкасский появился в неприятельском лагере, Ширгази отошел ближе к Хиве. Князя он принял только на следующий день. И вел себя на этом свидании высокомерно. Подарки, преподнесенные ему Бековичем, он отверг, а спустя три дня потребовал через своих приближенных, чтобы русские разделили войско на пять частей — иначе, мол, их трудно обеспечить продовольствием. Против этого упорно возражал майор Франкенберг, но Черкасский заставил его подчиниться требованию хана.

Теперь, когда отряд был раздроблен, хивинцам не стоило особого труда выполнить свой замысел. Выведенный в пески, отряд русских был полностью уничтожен.

Эскорт самого Бековича был перебит на следующий день. Как только князь лишился защитников, Ширгази тотчас приказал казнить дворянина Экономова, князя Заманова и самого Бековича. Всем троим отрубили головы. Две из них повесили у Айдарских ворот в Хиве. Голову же Бековича Ширгази отослал Бухарскому хану. Но тот вернул ее с запиской: «Не людоед ли хан Ширгази?»

Так трагически закончилась экспедиция Бековича-Черкасского.

Съемку Каспия, начатую Бековичем, продолжали участники его первой экспедиции: Ф. Соймонов, В. Урусов, А. Кожин, Ван-Верден. Одни из них занимались описанием восточных и северо-восточных берегов, другие — западного и южного побережий.

И вот в 1720 году в Петербурге вышла первая печатная карта Каспия.

Однако странно было то, что на этой карте не оказалось залива Кара-Богаз-Гол. Почему? Что помешало нанести его на карту? Возможно, они не заходили в него? Может, их устрашила «Черная пасть»?

Да. Участники экспедиции, плававшие по Каспию, после смерти князя в залив не заходили. Иначе они воспроизвели бы его на своей карте.

А экспедиция Бековича?.. Побывала ли она там?

До недавнего времени об этом было неизвестно. Вернее, было единодушное мнение о том, что она в залив тоже не заходила. Обследовав восточное побережье, Черкасский писал царю о том, что он «от Астрахани Каспийским морем, левою стороною, до персидской границы осматривал реки и гавани. И сделана карта оным местам… И доехали границу персидскую, коя, называется провинция Астрабадская».

Карта, о которой сообщил Бекович, сразу же после составления была отправлена царю в Петербург. Летим 1717 года, находясь в Париже, Петр Первый пригласил к себе известного французского географа Гильома Делиля, долго беседовал с ним о положении и пространстве своих владений. Чтобы дать географу полное представление о размерах Российской империи, он велел подать две карты, начертанные от руки.

Гильом Делиль, описывая затем встречу с русским царем, указал, что Петр Первый объяснил ему, что предположение о существовании пучины в Каспийском море ошибочно. Если такая пучина и существует — она может быть только в другом небольшом море протяжением пятнадцать миль (Кара-Бугазский залив). Каспийское море изливается в него в восточной своей части и о нем до сих пор не было ни малейшего представления.

Теперь достоверно известно, что речь шла о карте Каспийского моря, составленной участниками экспедиции Бековича-Черкасского. В то время других карт не было.

Беседуя с Делилем, царь показал, что он хорошо осведомлен относительно Кара-Богаза. Такая осведомленность могла быть только после обстоятельной беседы с человеком, имеющим непосредственное отношение к изучению залива. Им был князь, Бекович-Черкасский, только что вернувшийся из экспедиции на Каспий. Карта Бековича, которую царь показывал Делилю, считалась навсегда утраченной. К счастью, не так давно ее удалось отыскать среди множества рукописных географических карт библиотеки Академии наук СССР. Это навигационная карта довольно больших размеров — со средний стол. На плотной, пожелтевшей от времени бумаге изображены коричневой тушью Каспийское море и прибрежная полоса. Вдоль всего восточного побережья нанесены глубины и якорные стоянки.

На этой же карте даны полные очертания Кара-Богаза и его глубины. Удивительно то, что съемка берегов залива произведена с большой точностью. Его очертания почти такие же, как у современного Кара-Богаза. Разница, пожалуй, только в том, что на карте Бековича Кара-Богаз назван не заливом, а Карабугазским морем.


Еще от автора Василий Иванович Шаталов
Золотая подкова

В сборник вошли две повести. Одна из них — «Золотая подкова», в которой показана судьба простого сельского парня Байрамгельды, настоящего героя нашего времени. Другая — «Хлебный жених», раскрывающая моральный облик молодых людей: приверженность к вещам, легкому и быстрому обогащению одного из них лишает их обоих настоящего человеческого счастья.


Рекомендуем почитать
Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Когда Англия вступила в Первую мировую войну, ее писатели не остались в стороне, кто-то пошел на фронт, другие вооружились отточенными перьями. В эту книгу включены три произведения Г. К. Честертона, написанные в период с 1914 по 1917 гг. На русский язык эти работы прежде не переводились – сначала было не до того, а потом, с учетом отношения Честертона к Марксу, и подавно. В Англии их тоже не переиздают – слишком неполиткорректными они сегодня выглядят. Пришло время и русскому читателю оценить, казалось бы, давно известного автора с совершенно неожиданной стороны.


Другой барабанщик

Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.



Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.