О дереве судят по плодам - [34]

Шрифт
Интервал

Сумрачный вид жены, ее поведение встревожили Оракова.

— В чем дело? Не обидел ли кто тебя? — участливо спросил Бегенч.

Наргуль долго не отвечала.

— Ну что же ты молчишь? Назови мне обидчика, — настаивал муж.

— Назвать обидчика?.. Это ты меня обидел. Да, да, да — ты! — глухо, со слезами в голосе сказала Наргуль и боком повернулась к столу, прикладывая кончик красного головного платка к уголкам глаз.

— Вот как! — удивился Бегенч. — Каким же образом? — Ведь меня так долго не бывает дома…

— Почему ты себя не бережешь? — снова поворачиваясь лицом к Бегенчу, произнесла Наргуль. — Работаешь, как вол, день и ночь, день и ночь. Разве можно так?..

Женщина помолчала немного, как бы ожидая, что скажет муж. Но он ничего не сказал. Он так был подавлен, удручен расстроенным видом жены, что не знал, что ему предпринять.

— И обо мне ты не думаешь, — продолжала Наргуль. — Разве ты не видишь, что я с утра до ночи кручусь по дому, жду твоего приезда и все на часы смотрю, прислушиваюсь к каждому шороху на улице, до часу, до двух спать не ложусь. Пойми, я устала. Я не могу так больше. Не могу!..

И, закрыв лицо руками, она горько зарыдала.

Ораков долго сидел с поникшей головой. Долго молчал. Потом, когда жена немного успокоилась, сказал:

— Ты права, конечно. Я действительно много работаю. Да и ты без дела не сидишь. Но я всегда считал, что пока есть силы, здоровье и цель, надо их тратить не жалея. Для этого они и даны. Если не истратишь, с годами исчезнут сами.

— Все это верно, — все еще сердясь на мужа, обиженным голосом произнесла Наргуль. — Но разве ты не видишь, что ты уже не молод, а работаешь как в тридцать лет? Да и меня пора уже пожалеть, и у меня силы не те.

Разговор с женой был неприятен. У него и у нее на душе появился горький осадок. Чтобы вернуть жене доброе настроение, Бегенч решил прибегнуть к шутке, давно испытанному в таких случаях средству.

— А все-таки ты не совсем справедлива, Наргуль, — Начал Бегенч полушутя.

— Это почему же? — с любопытством взглянув на него, спросила Наргуль, и в голосе ее уже почти не было обиды.

— Меня ты винишь во всем. И в том, что поздно прихожу, и в том, что по месяцу детей не вижу, и а том, что приходится ждать, волноваться. Ну, а ты, выходит, ни в чем не виновата. Нет? А я считаю, что в своих несчастьях ты виновата сама.

— Как это? В чем я виновата? — вскинула брови Наргуль и хотела было возмутиться, но по выражению лица Бегенча, его улыбке поняла, что он шутит.

— А вот так, — Бегенч лукаво прищурил глаза. — Разве ты не сама выбрала меня в мужья?

— Конечно, сама! Но что ты этим хочешь сказать?

— А то, что ты совершила ошибку, выйдя за башлыка. И в этом никто, кроме тебя, не виноват. Вот и мучайся теперь…

Наргуль задумчиво покачала головою!

— Я знаю, ты шутишь. Но я скажу серьезно. Никакой ошибки я не совершала. Более того, я горжусь, что я — жена башлыка. Я горжусь тем, что причастна ко всему, что делаешь ты. И если бы я не чувствовала этой причастности к твоим делам, заботам и переживаниям, если бы я не разделяла их, если бы я не старалась для тебя как хозяйка дома, как мать твоих детей, жизнь моя была бы бедной, пустой, неинтересной. Ну, скажи мне, разве я тебе не помогаю?

Бегенч встал из-за стола и сел рядом с женой, обняв ее за плечи.

— Ах, если бы ты знала, как я рад судьбе, что она послала мне такую, как ты. Без тебя я не мог бы дышать, — с чувством сказал Бегенч. — Да. Я все понимаю. Знаю, что со мной нелегко, ты много работаешь, устаешь. Но ты потерпи еще малость. Дай мне закрепить успех. И я исправлюсь — буду приезжать не позже девяти. Вот увидишь, исправлюсь. Не веришь? Честное пионерское!.. Исправлюсь!

И мир был восстановлен.


После первой моей встречи с Бегенчем Ораковым прошло года четыре. За это время я ни разу не был в колхозе, но за всем, что там происходило, следил внимательно. По сведениям, доходившим до меня, я знал, что за эти годы колхоз «Октябрь» окреп, вырос еще больше и вошел в десятку лучших хозяйств республики. Его доходы теперь исчислялись миллионами рублей. Еще зажиточней стали семьи дайхан. Они строили собственные дома и покупали самые дорогие вещи. По улицам села разъезжали новенькие «Жигули». Но мечтали о них сотни. И если было бы можно, то в течение часа жители Евшан-Сары могли бы раскупить не меньше трехсот легковых автомашин.

Колхозным земледельцам не забыть, что в эти же самые годы свои настоящие урожаи принесли виноградники возрожденного урочища Овадан-Депе. Самую разнообразную продукцию — зерно, яблоки, томаты, дыни, огурцы, арбузы, лук, мясо, яйца, коконы — начал выдавать целинный участок Гаплан.

Немало волнующих событий произошло и в жизни башлыка. Самое значительное из них — это избрание его депутатом Верховного Совета страны. Теперь Ораков ездил на сессии, в Москву. А на одной из них даже выступил с большой речью.

В тот же год, когда Оракова избрали депутатом, ему исполнилось пятьдесят лет. По этому случаю башлыку было присвоено почетное звание Заслуженного работника сельского хозяйства.

Чуть позже жители Евшан-Сары отметили и полувековой юбилей своего колхоза. Это был грандиозный праздник, какого не помнит ни один старожил сели. Именно тогда на знамени колхоза гордо засиял орден Трудового Красного Знамени.


Еще от автора Василий Иванович Шаталов
Золотая подкова

В сборник вошли две повести. Одна из них — «Золотая подкова», в которой показана судьба простого сельского парня Байрамгельды, настоящего героя нашего времени. Другая — «Хлебный жених», раскрывающая моральный облик молодых людей: приверженность к вещам, легкому и быстрому обогащению одного из них лишает их обоих настоящего человеческого счастья.


Рекомендуем почитать
Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Когда Англия вступила в Первую мировую войну, ее писатели не остались в стороне, кто-то пошел на фронт, другие вооружились отточенными перьями. В эту книгу включены три произведения Г. К. Честертона, написанные в период с 1914 по 1917 гг. На русский язык эти работы прежде не переводились – сначала было не до того, а потом, с учетом отношения Честертона к Марксу, и подавно. В Англии их тоже не переиздают – слишком неполиткорректными они сегодня выглядят. Пришло время и русскому читателю оценить, казалось бы, давно известного автора с совершенно неожиданной стороны.


Другой барабанщик

Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.



Укол рапиры

В книгу вошли повести и рассказы о жизни подростков. Автор без излишней назидательности, в остроумной форме рассказывает о взаимоотношениях юношей и девушек друг с другом и со взрослыми, о необходимости воспитания ответственности перед самим собой, чувстве долга, чести, достоинства, любви. Рассказы о военном времени удачно соотносят жизнь нынешних ребят с жизнью их отцов и дедов. Издание рассчитано на массового читателя, тех, кому 14–17 лет.


Темнокожий мальчик в поисках счастья

Писатель Сахиб Джамал известен советским читателям как автор романов о зарубежном Востоке: «Черные розы», «Три гвоздики», «Президент», «Он вернулся», «Когда осыпались тюльпаны», «Финики даром не даются». Почти все они посвящены героической борьбе арабских народов за освобождение от колониального гнета. Повести, входящие в этот сборник, во многом автобиографичны. В них автор рассказывает о трудном детстве своего героя, о скитаниях по Индии, Ливану, Сирии, Ирану и Турции. Попав в Москву, он навсегда остается в Советском Союзе. Повести привлекают внимание динамичностью сюжетов и пластичностью образов.


Бустрофедон

Бустрофедон — это способ письма, при котором одна строчка пишется слева направо, другая — справа налево, потом опять слева направо, и так направление всё время чередуется. Воспоминания главной героини по имени Геля о детстве. Девочка умненькая, пытливая, видит многое, что хотели бы спрятать. По молодости воспринимает все легко, главными воспитателями становятся люди, живущие рядом, в одном дворе. Воспоминания похожи на письмо бустрофедоном, строчки льются плавно, но не понятно для посторонних, или невнимательных читателей.