О дереве судят по плодам - [31]

— Да черт его знает, какая она, пшеница-то! На ней ведь не написано: краденая она или нет! — сдался старик, которому, видимо, жалко было потраченных денег. — Ладно уж, забирайте. Только меня потом по судам не таскайте…

— Хорошо. Но сперва покажите ее, — попросил Ораков.

Хозяин убрал собаку и провел председателя в кладовку.

Ораков включил фонарик, осветил им тяжелые мешки, сложенные у задней стенки. Убедившись, что это мешки из его колхоза, вышел на улицу и послал шофера за грузовой машиной.

…Часа через два пшеница была погружена и отправлена на участок. Амана — в виду отсутствия явных улик — из-под стражи освободили. Выпустили на свободу и его товарища. Вернув пшеницу, Ораков решил избавиться и от изрядно надоевших ему сельских тунеядцев. Хотел он сделать это с помощью милиции — так было бы проще, — но после некоторого размышления убедил себя в том, что можно будет обойтись и без нее.

«Тунеядцы — это ведь тоже люди, — рассуждал Бегенч. — Надо встретиться с ними и поговорить откровенно. Может совесть-то в них и заговорит. Ну, а если не поймут доброго слова, тогда можно и меры какие-то принять…».

От такого плана башлыка настойчиво отговаривал Курбан.

— То, что вы задумали, яшули, это опасно, — говорил шофер. — Ведь эти головорезы в трезвом-то виде, как порох. Того и гляди взорвутся. А если подвыпьют… им море по колено. Убить могут!

Ораков и сам понимал, что встреча с тунеядцами, людьми отпетыми, злыми, может кончиться для него трагично. Но был он человеком твердым, смелым и редко отступал от намеченной цели.

Дом, где собирались сельские пьяницы и бездельники, принадлежал продавцу Нуры Ахмедову. Обычно это было по вечерам, когда Бегенч проводил планерки или же занят был другим делом.

Однажды, покинув свой кабинет, Ораков отправился в дом продавца. Разумеется, его прихода никто на ожидал. Снимая туфли в прихожей, башлык обратил внимание на обилие мужской обуви. «Значит «гости» в полном составе», — мысленно отметил он. Постоял немного перед дверью, из-за которой доносились какие-то дикие исступленные голоса. Ораков не был искушен в наимоднейшей музыке и подумал, что это просто кто-то дурачится. Когда же он открыл дверь и шагнул в большую светлую комнату, застланную коврами, дикий вой хлестнул его по барабанным перепонкам и смолк: кто-то выключил магнитофон.

«Гости» — их было человек пятнадцать — сидели на полу, за дастарханом, и при появлении председателя буквально остолбенели.

Но вскоре после того, как оцепенение прошло, на их лицах появилось свое, особое выражение, в котором, как в зеркале, отразилось отношение к неожиданному визиту башлыка. На одном были растерянность и недоумение, на другом — хмурая враждебность, на третьем — неприязненная ухмылка, на четвертом — злость, раздражение, на пятом — суровое негодование.

А председатель будто и не заметил этого. Шумно и с наслаждением потянув носом воздух, он с неподдельной искренностью воскликнул:

— Ах, как замечательно пахнет пловом! Не иначе, как из курицы. А я за делами-то сегодня и пообедать не успел… Голоден, как волк! Так что… разрешите и мне посидеть с вами хотя бы минуточку…

Никто из собравшихся не проронил пи слова. Но застольный круг заколебался. Люди, сидевшие на полу, молча потеснились, образовав небольшой разрыв. Скрестив по-восточному ноги, Ораков втиснулся в него.

Он глянул на скатерть и удивился обилию закусок и бутылок со спиртным. Тут были и вина, и коньяки, и шампанское. В огромных блюдах, обдавая аппетитнейшим запахом, дымился золотистый плов.

В это время откуда-то появился хозяин дома Нуры Ахмедов — пожилой рыхлый человек с полотенцем на руке. У него было бледное, растерянное лицо.

Башлык поздоровался с ним и спросил:

— По какому поводу той?

В ответ кто-то сердито буркнул:

— Это что? Допрос?

— Да, нет! Просто любопытно…

Наступило молчание. Ни к плову, ни к напиткам никто не притрагивался.

И вдруг хозяин дома, выкатив побелевшие глаза, истерически закричал, обращаясь к одному из сидевших за дастарханом:

— Негодяй! Я же тебе говорил, что рано или поздно он явится сюда, и позор падет на мою голову! Я же тебе говорил!.. Почему ты меня не послушал?

Тот, на кого так яростно и зло обрушился хозяин дома, доводился ему младшим братом. Это был парень с черными до плеч волосами, худой и бледный, как выросший в подполье злак.

— Ну, что ты кричишь, как сумасшедший? Чего испугался? — вяло отозвался парень. — Можно подумать, что ты не хозяин тут, а приживалка…

— Довольно! — негромко, но гневно перебил его Ораков, вскидывая руку. — Довольно! Выяснять отношения, спорить будете потом, когда уйду. А пока прошу выслушать меня. — Нуры-ага, — обратился Ораков к хозяину дома, — таких гостей, как эти, я бы на твоем месте и на порог не пускал. Кто они, эти люди, что собрались у тебя? На какие средства они живут? Вот ты, например, — повернулся Ораков к соседу слева, с круглыми желтоватыми глазами, похожему на сову. — Разве это не твоя мать, выбиваясь из последних сил, держит коровенку и каждое утро с бидоном молока ходит в Берземин? Молодой, здоровый, ты давно уже должен помогать ей! А ты? Вместо этого ты пропиваешь ее последние гроши!.. Когда за ум возьмешься? Или вот ты, — не дождавшись ответа от парня, обратился Ораков к другому, сидящему напротив, у которого вместо глаз были две узкие щелки, хитровато блестевшие под опухшими веками. — Почему не работаешь? Почему?