О чем поет вереск - [31]

— Иногда невыносимо. Тяжелее всего пахнет страх. И город, — Мидир поморщился, — мне неприятен. Многие запахи для нас — как якоря. Сигналы, с которыми трудно спорить… Тогда, у амбара, я почуял это не как ши. Зверь внутри меня понял: как только запахнет дымом, тот волк вырвется, чтобы убивать. И остановить его я смогу только оружием. Или — собой.

— Ты сам — оружие, — шепнула Этайн и опять положила подбородок на скрещенные руки в ожидании продолжения.

***

Кровавая пелена, охватывающая разум, уплотняется, и Мидир кричит, спрыгивая с коня:

— Назад! Не сметь! Назад!

Стражи вздрагивают: верно, высокая фигура в черном плаще кажется им воплощением ночных кошмаров — из-под капюшона зло сверкают желтые глаза.

— Отойдите! Все отойдите! — подоспевший Эохайд оказывается как нельзя кстати, его узнают и успокаиваются.

Лучники и стражи с факелами отходят, но не перестают целиться в здание.

Мидир перебрасывает уздечку через седло, отдает повод спешившемуся Эохайду: его Гром не доверяет никому, кроме этого человека.

***

— Ты молчишь, мое сердце… — прошептала Этайн. — Уже давно.

Пальчики Этайн бродят по груди, снимая боль.

— Я подумал… — вздохнул Мидир. — Только Эохайду так доверял Гром. Словно считал его моим др…

— Др?.. — рассмеялась Этайн. — Ну скажи это ужасное слово!

— Я покажу, что было дальше.

***

— Сделай так, чтобы они не подходили и даже не шевелились, — говорит он Эохайду, и король людей кивает. — Волк уже почти совсем волк. Если сорвется, мне придется его убить.

Мгновение, неразличимое для смертных, Мидир думает — сказать или не сказать, но все же произносит:

— Я бы не хотел.

Эохайд улыбается широко, перекладывает обе уздечки в одну руку и похлопывает Мидира по плечу:

— Я понимаю тебя. Надеюсь, убивать твоего волка сегодня не придется, — и приказным голосом командует, оглядываясь: — Не стрелять! Не подходить! Держать строй!

И хоть стражи вытягиваются в струнку, их лица белы от липкого страха. Красная пелена безумия волка ощутима не только для ши.

Мидир входит в факельный круг.

До ворот амбара примерно десять шагов, но уже отсюда Мидир различает светящиеся таким же желтым, как у него, волчьи глаза. Зверь молод, его холка — до бедра короля.

Медленный плавный шаг Мидира заставляет волка оскалиться, вздыбить шерсть на загривке, присесть на задние лапы и вытянуться — отсутствие страха настораживает, заставляя пугать намеренно.

Волк, не чуя страха, начинает настороженно двигаться навстречу Мидиру.

Ребра торчат, шерсть свалялась колтунами, он бережет левую заднюю лапу. Только глаза горят свирепой желтизной — сдаваться волк не собирается.

Тот же вид, что вызывает в Мидире жалость, заставляет людей ужаснуться: кто-то бормочет молитвы, кто-то ищет под кольчугой кроличью лапку или другой талисман, кто-то шипит проклятья волшебному зверю.

Чуткие уши волка подрагивают, прижимаются, он щерится явственнее. Мидир подходит ближе.

Среди колтунов и слипшейся от крови шерсти становится заметен ошейник с оборванной цепью — именно от него разит полузнакомой магией, которая сводила скованного волка с ума и, похоже, держала его на одном месте: к белому ошейнику все еще присоединены несколько звеньев зачарованной цепи.

Мидир идет медленно, волк двигается навстречу тоже небыстро, и больше всего короля ши пугает — люди могут сорваться. Стрелы вложены, лучники выстрелят в любой момент. У одного стражника стучат зубы, в руке другого вихляется меч… Мидир мимоходом прислушивается к их страхам, самую малость успокаивает: и видит в их сознании несколько разорванных трупов. Видимо, волк уже вырывался из нескольких окружений. Будучи едва живым!

Мидир останавливается, и красная пелена вновь старается поглотить ясный свет разума. Он понимает: надо спешить, но слишком быстро двигаться тоже нельзя — можно напугать людей.

Зверь рычит, поводя шеей; король проверяет другим зрением — а ошейник непрост! В нем заговор на смерть. И убить при случайной встрече нужно его, Мидира, короля волков.

Волк скалится все сильнее. Не от свирепости, направленной на людей или их оружие, неправедную судьбу или испытанную на себе жестокость — волк щерится и мотает лобастой головой, стараясь стряхнуть желание броситься на своего короля. Уважение к пленнику растет — спасти такого подданного стоит любой ценой.

Мидир присаживается перед загнанным зверем на одно колено, протягивает руки, готовясь в любой момент перекинуться и защититься. Волк смиренно склоняет голову — красная пелена сильна, искра разума мигает, как пламя свечи под ветром, но ши сильнее собственного зверя, даже когда он заколдован! Глухо рычит, предостерегая, не давая поверить ему — этот волк сам не доверяет себе.

Тонкая кожа перчаток летит прочь, Мидир кладет руки за уши зверя, жалкое мгновение — ошейник слетит, но что-то останавливает его. Пальцы ши, обретя магическую чувствительность, гладят белый металл, лаская, выспрашивая, требуя — и тот подается.

Ловушка! Столь любимый друидами второй наговор, ловко спрятанный под первым! И потому не столь ощутимый. Но стоит снять ошейник — зверю конец.

Мидир поглаживает шерсть, теребит уши, досадуя: неужели этому волку, его волку, почти спасенному, не уйти от судьбы? Да и есть ли судьба в этом мире?