О чем поет ночная птица - [24]

— Ааа… уу… те-телефон?

— У меня есть. Позвоним.

— Я… нет… Ааандре-ей будет бе-беееспокоится…

— Речь о тебе. Обо мне. О нас. Причем тут Андрей?… Я люблю тебя, — прошептал не веря что сподобился такое сказать, глядя прямо в глаза. И понял: смог, потому что правду сказал. Это ложь с откровением взглядов никак не сходится, а правде скрываться не зачем, легко она с губ срывается, легко от сердца к сердцу дорогу находит. — Люблю, — накрыл ее губы. Вита дрогнула, задрожала под его натиском, безумным как он сам в эти секунды.

Ее дрожь последней каплей в чаше его терпения стала.

Подхватил на руки и решительно вниз потащил. Через дорогу до машины — с рук не спуская. В салон усадил, сел за руль и дал по газам — молча.

Может, растерялась Виталия, может, сопротивляться в принципе не умела, а может и влюбилась как он, только не перечила ни взглядом, ни делом, даже когда он на светофоре целовал ее, не отталкивала его жадные руки, не противилась жарким губам.

Сладко ему с ней было, так сладко, что не помнил, как домой приехал, машину в гараж загнал.

С порога в губы девушки впился, на руки подхватил и в спальню.

Рубашка с пиджаком в одну сторону, брюки в другую, а Виту осторожно раздел, ласково. Она дичилась, вздрагивала, краснела, как девочка, но слушалась. Позволила кофту снять, а маечку — ни в какую, да еще и грудь ладонями прикрыла, колени поджала. Столько трогательности в этом милом жесте было, что у Руслана в горле пересохло. Нежным стал, таял как вата сахарная касаясь губами ее кожи и все насытиться не мог теплом ее, ароматом.

Словно юность вернулась, то далекое и стершееся на жизненной дороге ощущение чего-то возвышенного и прекрасного, что только раз дано испытать человеку.

А вот ему два. За что же счастье такое?

Да, счастье — такое оно. Когда не больше и не меньше и все устраивает, радует, грань гармонии и свободы, отрешенности от забот, суеты, лишних мыслей, когда ничего и никого больше не надо.

Обнял ее, руки прикрывшие грудь, своими ладонями накрывая, прижался щекой к ее виску:

— Я люблю тебя…

Давно он не говорил этих слов и лишь раз они были сказаны искренне, той первой женщине, что была в его жизнь, кажется тьму лет назад. Ее он помнил смутно, но помнил как это было, и сейчас ощущение вернулось, такое же робкое и пугливое, но жаждущее познать запрет и овладеть первым в жизни бастионом.

Но сейчас он не спешил, ничего не боялся. Он не хотел покорять, он хотел любить и дарить. Чувствовать каждой клеткой своего организма, своей души — ее клетки, ее душу.

— Ты ослепительно красива, — прошептал, осторожно убирая руки с ее груди, погладил холмики через атлас майки, не настаивая, чтобы она рассталась с ней. Зажмурился, впитывая губами нежность кожи на шее. Вита вздохнула, послушно склоняя голову на бок и подставляя шею, плечо под власть его губ. Этого было достаточно, чтобы он понял, в чем еще имел сомнения — он желанен.

И словно полог упал между миром и двумя влюбленными.

Девочка мягкая и послушная в его руках как воск, неопытная, робкая как школьница и он, кому она доверилась так же просто и без остатка, как дитя матери и отцу.

Он был нежен с ней и бережен, расплавил, растопил осторожно, боясь вспугнуть, лишить ее красоты этого вечера.

Только раз она попыталась робко оттолкнуть его, но лишь вскрикнула и сдалась, дрожала в его объятьях — когда он вошел в нее.

Всю ночь он не отпускал ее от себя, всю ночь ненасытно ласкал и любовался Витой, ее глазами, в которых появилась поволока в момент, когда он брал ее; влажными, припухшими губами, что раскрывались сами навстречу его губам.

И заснул, крепко прижимая ее к себе, одурманенный запахом счастья, что исходил от ее волос.

А майку она так и не позволила снять.

Глава 6

Суббота

Он думал — это блажь, невинная прихоть — не больше.

Но вид характерных шрамов от автоматной очереди через спину, открывшихся ему — приморозил Руслана к постели. Рука так и зависла в желании бережно укрыть девушку одеялом, а остекленевшие глаза смотрели на задравшуюся маечку, по верхней линии которой и проходили старые рубцы.

Он видел такое и без всяких экспертов мог определить — пули прошли навылет. В грудь стреляли, в грудь…

Лиля!

Чечня. 95 год

Очередное задание, плевое. А их взяли как куропаток в силки!

Навел кто-то, не иначе.

— Эй, русс, хады сюда. Рэзать не буду, буду домой мама отпускать!! — гортанно прокричали из-за камней.

— Черт!! — завыл молодой, только прикомандированный к группе Зеленина пацан — Володя. Сжался на камнях, заплакал. — Не хочу умирать. Не хочу!!

Кобра искоса глянул на него и сплюнул в расщелину меж валунами, передернул затвор:

— Хрен им сукам!

— Положат, — отстраненно заметил Носик.

— Всех положат, — равнодушно кинул Улан, вытаскивая запасной рожок у убитого Шалима.

— Э! Русс!! Мамой кланус!…

Кобра дал очередь на звук голоса:

— Пошел на х…!!

— Не трать зря патроны, — посоветовал Руслан.

— Думаете, придут за нами, товарищ старший лейтенант? — с такой мольбой, такой надеждой уставился на него Володя, что у Зеленина мороз по коже пошел. Отвернулся — нечего ему пацану сказать.

— Прибегут! — сплюнул опять в расщелину Кобра, лицо тыльной стороной перчатки оттер. А толку? Жара, а они в полном боевом, как при параде на каменном пяточке, как на сковороде в преисподней, а вокруг только камни да кусты где — нигде внизу. Пара минут, пот снова глаза заливать начнет.