О чем молчит лед - [3]

Отправив детей, родителя обычно ждали хороший вестей от них: о здоровье и делах родственников, о жизни сородичей в других городищах и конечно, о желании сына или дочери заключить союз. После следовали бы пышные гулянья, свадьбы по пять, а то и десять на день, пир вокруг священного огня, зажженного в честь умерших предков, чтобы те разделили радость наравне с живыми…

Но это было раньше.

Теперь же никто не помышлял разжечь священный огонь, не ждал вестей о возможном союзе, ни строил планы на будущее, в котором было место и детям и внукам и правнукам. Теперь никто не знал, что ждет его завтра, будущее из огромного пласта в век и больше, сузилось до одного дня, что пережил и ладно, все живы — и то счастье. Планы не строили — их смывало сплошным водным потоком, льющим с небес, об участи других крепищ не говорили — боялись нарушить неосторожным словом или предположением зыбкость их положения, поэтому же негласно решили не поднимать тему об ушедших детях. Каждый молил о благополучии своих, и других родов. Но былой эгрегор как связь меж вещими родов были разрушены электромагнитным и энергетическим хаосом после массовых взрывов свернувших даже географические полюса, а новый эгрегор на месте нестабильности не мог создаться сам по себе ни за час, ни за седмицу, потому же и связь не налаживалась. Угадывалось что-то в эфире, мелькало то ли тенью былого, то ли зыбкой иллюзией будущего. Вера становилась шаткой и отдавала горечью плохого предчувствия. Каждый понимал — на таком шатком материале ничего не построишь.

С каждым днем на душе становилось все тяжелее и сумрачнее как в лесу. Дни стали похожи на ночи, ночи на вечность. Вечер, затянувшийся на сутки, превратился в ночь и вот уже месяц не уступал место заре.

Ма-Гея варила кашу и смотрела на детей, что встали у оконца, поглядывая в стылую тьму. Трояны ушли в Арктур и судьба их была неизвестна матери. Дочери же хоть и рядом, а душа и за них болит — что ждет пострелок? А младшого Сева, что укутался в плащ и, лежа на постели, сонно поглядывает на сестер?

Быстрее бы в эфире успокоилось, встало на свои места, можно было бы узнать, если не будущее — настоящее хоть ушедших детей, сородичей.

А что гадать и на что сетовать? Делать надо.

Уставилась в варево и силой воли откидывая худые думы, начала строить светлое будущее всех кто пищи вкусит. Дочерям Финне да Дусе ума и крепости, терпения да лада, женихов славных родов, детей гораздых. Мужу Рану терпения да смирения, покоя в сердце. Сыновьям что вдали от родителей — жизни честной, а если и смерти, то в чести. Сородичам крепости и веры, защиты. Будет каша и тризной за здравие и благополучие их, подмогой в беде и пищей остальным, лекарством от смятения души. Главное фундамент будущего заложить и твердо в него верить, и пусть на зыбкой основе — все проходит и это пройдет. Успокоится земля, уляжется шум в эфире и мрак с сердец канет вместе с ночью за окном. Свет будет. Должен быть — никак без него человеку.

‘Вернется все на круги своя — будем жить’.

— Ма, снег пошел, — вздохнула Дуса.

— Что здесь делать? Завалит все, погребет нас. Уходить надо, — заявила Финна.

— Не тебе решать, на то мужи есть, — одернула дочь Ма-Гея.

— Мужи, — скривилась девочка. — В роде Ма-Ры от мужей почитай никого не осталось и ничего, сами справляются.

— Это от кого новости такие слышала? — нахмурилась женщина.

— Отец с Оленем разговаривал — я слышала. Соколы из рода почитай как беда приключилась улетели на подмогу другим родам. Ма-Ра одна за мужа старшину.

— Куда же Бориф делся?

— Не вернулся. Ушел с тремя родичами на посевную, что из урожая спасти, и сгинул. То давно было. А следом посовещавшись мужи прочь двинулись за новостями да в подмогу выжившим. Считай, третью седмицу как их нет.

Ма-Гея задумалась — худо. Если лебедицы без соколов остались — беды жди. Девы в роде Борифа горячи, парням не уступают. Не пропадут — ясно, но кабы пропажу роду не устроили. И почто вести столь задержались?

— Олень тятю в крепище Ма-Ры на подмогу мужей послать сговаривает, — тихо молвил Сев.

Куда? — головой качнула Ма-Гея.

— Не бывать тому. Ма-Ра горда и сильна. Справится. Ежели за помощью не слала столь времени, знать не надобна ей подмога.

— У них девы крепкие, — с долей зависти сказала Финна. — Прошлым летом Митта нашего Тиноха победила.

— Он поддался, — обиженный за брата засопел Сев.

— А вот и нет!

— А вот и да! Воли не бери мужу перечить!

— Ой, глядите, муж нашелся! Ты тятин рез сперва подыми апосля и хвастай!

— А ну, хватит, — оборвала перепалку детей мать. — Малы еще речи такие вести! Смотри у меня Финна, — качнула перстом предостерегая. Горда да задириста девочка, до мужских забав охоча, а до женских дел вовсе интереса нет. В самый раз бы ей соколом родиться, а вот в лебедином теле ходить приходится. Печаль то и ей и родителям. Нет, Ран гордится старшей дочерью, вровень с сынами ставит, только выходит Ма-Гее в подмогу лишь Дуса остается. Та сноровиста и сметлива, но выдюжит ли вместе с матерью не только семью — род от беды беречь?

Финна надулась и исподтишка брату язык показала. Мальчик лишь прищурился недобро, взглядом давая понять — сочтемся, годи, ма отвернется и взгрею.