О чем молчит Биг-Бен - [7]

После непродолжительных попыток понять, о чем речь, я бросаю эту затею: нет никакого смысла вникать, как изменились детали, не разобравшись в процессе целиком.

Незаметно рассматриваю новых коллег. Том сидит, уткнувшись в ноутбук. Изредка я ловлю его взгляд из-под очков. Он не выражает ничего. И только на самом дне его глаз мне мерещится необъяснимый антагонизм, запрятанный где-то далеко-далеко. Может, ему обещали должность менеджера, а тут я свалилась на голову ни с того ни с сего — сама менеджер, а значит, возможное препятствие у него на пути?

Три девчонки не сводят глаз с француза. Лицо Эдны сохраняет африканскую непроницаемость. Рика приветливо улыбается. Тереза сказала, что она ничего не понимает, а по лицу и не видно. Палома рассматривает записи на доске, не скрывая скепсиса. Она задает Ксавье вопросы, и он, как в бой, бросается в объяснения. Быстро чертит непонятные схемы и тут же стремительно стирает. Язык его молотит со все возрастающей скоростью. Лицо Паломы кривится все больше, бровь поднимается все выше. Из объяснения ускользают остатки логики. Смыслы путаются. Есть только непередаваемый хаос стираемых и заново написанных цифр в общем гипнозе бесперебойного стрекотания.

Ксавье это ничуть не смущает.

* * *

Девушку из управляющего агентства зовут Эмма. Она улыбается мне и Аруну. Наверное, ей около тридцати, как и мне. Похожа на тот тип английских девушек, что уходят в отрыв и пьют ночи напролет на каком-нибудь испанском курорте, а потом возвращаются в родную Англию, чтобы тут же трансформироваться в особо важную персону, которая «знает себе цену». Говорит с этим особенным английским прононсом, который любую фразу делает чуть более пафосной, чем есть на самом деле. И почему-то такая девушка обязательно блондинка и выпрямляет волосы утюгом.

Мы подписываем договор, скрепляем его рукопожатием и разъезжаемся каждый по своим делам. Я счастлива и спокойна: сроки аренды корпоративных апартаментов закончились, и мне даже пришлось договориться о нескольких дополнительных днях, но теперь все улажено, и мне не придется болтаться не пойми где.

Я перебираюсь в новый дом из стекла и бетона над Темзой. В пентхаусе на последнем этаже, по слухам, живет родственник опального московского мэра. В лифте я постоянно сталкиваюсь с замотанными в длинные одежды арабскими женщинами с дорогими сумками. Бесконечные, устланные коврами коридоры напоминают гигантский отель или корабль «Титаник» из фильма.

В первые дни выясняется, что часть вещей испорчена. Жалюзи грязные. В раковине на кухне — засор, в ванной в стоке виднеется непонятный, покрытый плесенью продолговатый предмет.

Мы с Аруном долго всматриваемся — дотянуться до него нет никакой возможности, да и желания.

— Слушай, что это?

— Кажется, это… Не могу утверждать, но похоже на зубную щетку… Только она вся в плесени, — говорит Арун.

В тот же день иду в «Теско», мини-маркет в одном из закутков нашего дома, покупаю средство для чистки раковин и выливаю на предмет почти всю банку. Когда я после этого проливаю его несколько раз кипятком, становится понятно, что это и правда зубная щетка и ее никак не достать. Зато теперь она чистая.

Телевизор не работает. Это старый аналоговый агрегат, родом из детства. Ему, наверное, немногим меньше меня. Английское телевидение уже давно можно смотреть только по цифре, оплатив тысячу фунтов в год за лицензию. Конечно, никто не считает нужным сообщить нам, что телевизор не работает и является декоративным элементом, как и видеомагнитофон. Винтажный агрегат с отверстием для кассет VHS.

В ящике для посуды — сломанный нож, и крышка мусорного ведра не открывается.

Мы решаем написать Эмме.

Она отвечает нам почти сразу же и очень приветливо, спрашивает, как мы обустраиваемся и все ли в порядке (ну, как все? Вот подробный список всего, что не в порядке), после чего предлагает нам убедиться, действительно ли все вышеозначенное не работает. Жалюзи имеют свойство пачкаться со временем, любезно отмечает Эмма.

Мы проверяем. Не работает. И да, жалюзи в пыли, хотя в договоре указано, что квартира сдана после уборки. Мы снова пишем в агентство и просим разобраться, но ничего не происходит. Эмма вступает с нами в затяжную непонятную переписку, в которой то выражает сожаление, то просит снова проверить, что не так, то замолкает и не отвечает, а потом появляется с новостями, что завтра к нам подойдут, но никто не приходит, и мы пишем снова и снова.

Спустя неделю такой бомбардировки из агентства приходит человек и прочищает засор в кухонной раковине. А как же насчет всего остального? Он только пожимает плечами.

Мы не сдаемся, пишем, напоминаем, уточняем и неизменно получаем новые и новые ответы от Эммы, которые наполнены различными витиеватыми формулами английской вежливости. «Не соблаговолите ли… Я очень сожалею… Благоразумнее всего будет проверить исправность… Мы постараемся уладить все недоразумения в кратчайшие сроки…» Я впитываю в себя эти формулы, они словно гипнотизируют, вселяют уверенность в завтрашнем дне, я успокаиваюсь…

Никто больше не приходит к нам.

— Все, что они пишут, можно заменить одной лишь фразой: отвалите, — сообщает Арун задумчиво спустя еще несколько недель переписки с агентством.