О чем молчат мертвые - [15]

Что еще она могла бы им рассказать? В тот год в школе было восемь шестых классов. Хизер попала в один из лучших — класс миссис Когер. Когда все сдавали стандартный тест основных умений и навыков, она набрала девяносто девять процентов по всем предметам. А осенью они делали научные проекты. Хизер поймала четырех речных раков на водопадах Гвиннс и поместила их в аквариум, но все они погибли. Ее отец выдвинул предположение, что чистая вода стала шоком для их организма после жизни в грязной среде, и за свое маленькое открытие она получила «пятерку». Тридцать лет спустя она начала понимать, как чувствовали себя те раки. Твоя жизнь идет своим чередом, и ты не хочешь ничего менять, даже если живешь в дерьме в прямом смысле этого слова.

Но, разумеется, все это было полиции не нужно. Их не интересовало, что было с Хизер Бетани до 1975 года. Они хотели знать, что творилось с ней в следующие тридцать лет — причем им было мало каких-то мелких деталей. Им не нужны такие истории, как, скажем, рассказ о ее новом магнитофоне. Тот был относительно небольшим, красного цвета и очень походил на дамскую сумочку. Это была ее первая самостоятельная покупка, как награда за шесть месяцев жизни по их правилам, за доказательство ее добросовестности. Против самого магнитофона ее родные ничего не имели, но от накупленных ею кассет пришли в настоящий ужас. «Ху», «Джетро Талл» и даже несколько альбомов более ранних панк-групп. Часто после школы она не раздеваясь падала на кровать и врубала «Нью-Йорк Доллс» или «Клэш». «Выключи это немедленно! — то и дело ворчали они. — И почему ты еще даже не разулась?» Она покорно слушалась, но они все равно были в ужасе. Скорее всего, они догадывались, что она, прямо как Холли из песни Лу Рида, мечтала сесть на автобус и уехать куда-нибудь подальше отсюда.

Как бы иронично это ни звучало, но они сами посадили ее однажды в автобус и отправили прочь, как какую-то преступницу. Они делали это с самыми благими намерениями. Он-то точно. А она? Она была рада, что Хизер уехала. Ирэн всегда раздражало ее присутствие в доме, и причиной тому была не постоянная необходимость притворяться, а скорее мелкие бытовые разногласия. Это она придиралась к тому, что Хизер ходила по дому в обуви и слушала громкую музыку. Это она никогда не утешила бы того, кто упал, не предложила бы ему мазь от ушибов и даже не помогла бы придумать правдоподобную историю, чтобы скрыть истинную причину разбитой губы, синяка под глазом или вывихнутой лодыжки — иными словами, травм, полученных в очередной драке. «Ты сама во всем виновата, — говорила Ирэн своим привычным невозмутимым тоном. — Ты навлекла беду не только на себя, но и на всю мою семью в придачу». Мысленно Хизер кричала в ответ: «Я еще маленькая! Я всего лишь маленькая девочка!» Но знала, что лучше не повышать на Ирэн голос.

Музыка прогоняла прочь все проблемы. Даже когда Ирэн заставляла ее максимально убавить громкость, музыка помогала ей забыть обо всем — о насилии, физическом и духовном, об усталости, вызванной необходимостью вести двойную, если не тройную жизнь, и о грусти на его лице, которую ей приходилось лицезреть каждое утро. «Прекрати это, — безмолвно умоляла она, сидя напротив него за круглым обеденным столом, в тепле и домашнем уюте. Когда-то ей казалось, что только это ей и нужно в жизни. — Пожалуйста, прекрати это». Он так же безмолвно отвечал ей: «Не могу». Но они оба знали, что это было ложью. Он все начал, и лишь в его силах было положить этому конец. Все это время у него была возможность спасти ее, что он в конце концов и сделал, но было уже слишком поздно. К тому времени, как он отпустил ее, она была разбита похлеще, чем бедный Шалтай-Болтай, и похуже, чем головы драгоценных фарфоровых куколок, таких дорогих для Ирэн, которые она расколотила вдребезги одним прекрасным осенним днем. Терпение Ирэн наконец лопнуло, и она бросилась на нее с криками — тогда даже он сделал вид, что не понимает, зачем она их разбила.

— Они все время на меня смотрели, — объяснила она.

В действительности же проблема заключалась в том, что никто не обращал на нее внимания, никто ее не понимал. Фальшивое имя и новый цвет волос успешно делали свое дело — прятали ее от мира. По утрам она спускалась на кухню, разваливаясь на куски, и единственным, о чем с ней разговаривали, было: «Тебе полить тосты вареньем?» Или: «Сегодня холодно, поэтому я сделала горячий шоколад». «Пойми меня, — доносился голос Роджера Долтри из ее маленького красного магнитофона. — Пойми меня».

— Выключи эту ерунду! — кричала из кухни Ирэн.

— Это опера! Я слушаю оперу! — вопила она в ответ.

— Не дерзи мне! У тебя еще дел по горло.

Дела. Да, у нее было много дел, и они не заканчивались даже с наступлением вечера.

Иногда она составляла список типа «Кого я ненавижу больше всех на свете», и Ирэн никогда не опускалась ниже третьей позиции, а временами даже поднималась до второго места.

На первой же строчке всегда стояло одно и то же имя — ее собственное.

Часть II Человек с голубой гитарой (1975)

Глава 6

— Возьми с собой сестру, — говорил отец так, чтобы его слышали обе девочки, иначе Санни могла опять солгать, что ее ни о чем не просили. Хизер знала, что старшая сестра, как обычно, кивнет в знак согласия, а потом все равно уйдет без нее. Санни была очень коварна в этом отношении. По крайней мере, пыталась таковой быть, но Хизер всегда удавалось заранее разгадать ее планы.